Майкл Толкин: Игрок

Уважаемый Гриффин!

Я все еще жду Вашего звонка. Вы обещали связаться со мной. Мой автоответчик постоянно включен, поэтому Вы не можете сказать, что звонили, но не застали меня. Я изложил Вам свою идею. Вы сказали, что Вам нужно ее обдумать, и обещали со мной связаться. Мой агент сказал, что это было хорошим знаком. Я жду уже достаточно долго. Вы солгали мне. Совершенно очевидно, что Вы не собирались предлагать мне работу. Во имя всех авторов Голливуда, которых дурачат начальники, ничего не понимающие в кино и равнодушные к кино, которых интересует только, что было популярно на прошлой неделе, я собираюсь Вас убить.

Гриффин сложил открытки в гармошку.

– От кого они? – спросила Джан. – От актрисы?

– Она говорит, что ей было со мной хорошо, и спрашивает, не хочу ли я с ней поужинать. Пишет, что понимает, как непросто попасть в кино с телевидения, но хочет попробовать. И она освобождает меня от обещаний, данных в пьяном виде.

Он направился к себе в кабинет танцующей походкой и плотно закрыл за собой дверь. Он надеялся, что у него на лице была улыбка.

– Почему я не чувствую страха? – спросил он себя. – Почему не звоню Уолтеру Стакелу? Показать ему эти открытки, и все.

Гриффин представил себе последствия разговора со Стакелом: его руку у себя на плече, телохранителя, проверку друзей. Пойдут слухи, что за ним охотятся. Пятно позора.

– Мне нужно сделать несколько важных звонков, – сказал он Джан по внутренней связи. – Если будут звонить, скажите, что я свяжусь с ними позже.

Потом набрал телефон службы времени, чтобы на аппарате у Джан загорелась красная лампочка, показывающая, что он говорит по телефону, что он занят. Взял со стола календарь и сел на диван. Быстро встал и взял баночку томатного сока из холодильника. Положил последнюю открытку на кофейный столик и сделал глубокий вдох. В комнате было тихо.

Некоторые обороты бросались в глаза, как достопримечательности Южной Калифорнии на обложке: «моя идея… мой агент… все знают… авторы…».

Гриффин листал календарь. Три-четыре раза в неделю он встречался с незнакомыми ему авторами и выслушивал их идеи. У большинства из них не было снятых фильмов. Гриффин с трудом припоминал их имена и лица. Он не помнил идей, о которых услышал более двух недель назад. Он помнил энтузиазм, напускной оптимизм и агрессивную общительность, а иногда отчаянную панику, от которой становилось неловко. Гриффин встречался с одним таким автором вчера. Он забыл уже его имя и сверился с календарем. Дуг Крейгер. Дуг Крейгер, не поздоровавшись, стал представлять будущий фильм, начав с тишины, наступавшей после убойных титров, кончая дробью сотен ганских барабанов в финале. Он пытался продать какую-то глупую приключенческую африканскую историю. Вряд ли на нее нашелся бы покупатель.

Гриффин посмотрел на имена других авторов. Джан обычно давала им по тридцать минут. Ему хватало и пятнадцати. Некоторые пытались представить все нюансы своих идей в двадцати – двадцати пяти словах, как их научил на курсах сценаристов какой-то умник, превративший в науку вчерашний шаблон. Они говорили о «дуге сюжета». Они употребляли термины вроде «парадигма» и «толчок первого акта». Они были предельно точны. «Через минуту двадцать три секунды она узнает…». Что она узнает? Что этот фильм никогда не снимут? Они говорили о «правилах жанра». Они описывали сцену, используя имена исполнителей: «Джефф Бриджес и Мэрил Стрип заперты в банковском депозитарии». Они комбинировали сюжеты разных фильмов: это нечто среднее между «Выхода нет» [5]и «Зазубренным лезвием», [6]но с сюжетным зигзагом, как в «Искателях». [7]

Некоторые пытались расположить его к себе и болтали о ерунде, прежде чем перейти к делу. Некоторые говорили о политике, некоторые читали лекции об искусстве. Некоторые испытывали страх, у них пересыхало во рту в середине фразы. Он видел, как у них расширялись от ужаса зрачки, когда они понимали, что ему скучно. Некоторые, прежде чем переступить порог его кабинета, болтали с Джан, как с двоюродной сестрой, с которой не виделись много лет. Некоторые вели себя нагло, разваливались на диване с видом хозяина и монотонно излагали свои сюжеты, разглядывая потолок. Чего они добивались? Они делали паузу, перед тем как выдать нечто, что, по их убеждению, должно было заставить Гриффина вскочить, броситься к столу, схватить ручку и чековую книжку и выписать им пропуск в сказочную карьеру. Пропуск в настоящую жизнь, к которой они готовились с рождения, которая была заложена в их генетическом коде. В жизнь, наполненную гармонией, где даже неприятности обретали эпическую форму, где вместо суеты была трагедия, а вместо простой радости был экстаз. Они считали, что Гриффин Милл мог миропомазать их, сделать их богами, мог дать им все, мог подарить Рождество в Аспене с Джеком Николсоном.