Юнас Гардель - Детство комика. Хочу домой!

— Если тебе чего-то надо, сам иди! — огрызается Пия.

— Нет, иди ты! — настаивает Эрик.

Пие следовало бы прижечь его сигаретой за такую наглость.

Она королева, а он кто? Даже не шут.

Но Эрик упорствует, и Пия в конце концов поддается и идет за ним.

— У меня для тебя кое-что есть, — радостно говорит он, когда они оказываются за углом и он убеждается, что их никто не видит.

Он достает из портфеля конверт, протягивает ей и нетерпеливо ждет, что она его откроет.

В конверте обычный лист бумаги размером А4. На листе шариковой ручкой написано: ПРИВЕТ ПИЕ ЭРИКА! И подпись: РАЛЬФ ЭДСТРЁМ.

— Что это такое? — недоверчиво спрашивает Пия.

— Его автограф! — ликует Эрик. — Это Ральф Эдстрём, он передает тебе привет, ты что, не понимаешь?

— И это все? — цедит Пия сквозь зубы.

— Н-но… — заикается Эрик, не понимая, почему это Пия не в восторге. — Это же он забил гол Западной Германии, он головой третий мяч забил Венгрии, это он наколотил кучу голов Мальте.

— А мне-то что!

— «Каждый старается, как может!» — уж это-то ты помнишь?!

Эрик вынимает из портфеля несколько тетрадей.

Голубые, с психоделическими пузырями на обложках.

В пузыри, один за другим, он вписал имя Ральфа Эдстрёма. Ральф Эдстрём, Ральф Эдстрём, Ральф Эдстрём. А также Роланд Сандбёрг, Бенно Магнуссон и Ронни Хелльстрём, но главное — Ральф Эдстрём.

Он показывает их Пие. В тетрадях — коллекция Ральфа Эдстрёма. Ральф отбивает мяч головой, Ральф забивает гол, Ральф говорит: «Каждый старается, как может».

Ральф получил травму, Ральф становится инвалидом на всю жизнь, Ральф уже профессионал, успех Ральфа, Ральф как рыба в воде в новом клубе «ПСВ Эйндховен».

Возлюбленная Ральфа, Ральф рекламирует «Джинсы для всех задниц»…

И фотографии. Фото длинного человека, пинающего мяч, отбивающего его головой, бегущего, прыгающего…

— Да плевать мне на твой чертов автограф! — шипит Пия, сминая листок, который ей дал Эрик, и возвращается к Эве-Лене.

— Погоди! — взвизгивает Эрик и бросается за ней. — Что ты делаешь? Это же автограф!

— Эва-Лена, дай-ка зажигалку!

— Нет, не надо! — вопит Эрик.

Пия оборачивается. Глаза ее сверкают.

— Дай сюда свои идиотские тетради! — приказывает она.

— Нет! — пищит Эрик, прижимая тетради к себе.

Он потеет. Эта мелкая свинья вспотела, догоняя Пию.

— Дай сюда, я сказала! — повторяет Пия, и это приказ королевы, которого невозможно ослушаться.

Эрик нехотя выпускает тетради и стоит там, в грязи за спортзалом, в своем дурацком пиджаке и дурацких габардиновых брюках.

Посмотрите на него, стоит тут, тошнотина этакая!

— Зажигалку, — говорит Пия Эве-Лене, точно хирург, требующий скальпель.

И тут Эрика будто взрывает.

Он набрасывается на Пию и принимается колошматить ее кулаками. Он бьет и бьет. В лицо, в грудь, в живот.

Пия кричит. Эрик кричит. Эва-Лена вырывает у него тетради, подносит зажигалку — они тут же загораются. Вспыхивают резко, как сигнальная ракета.

Тогда Эрик отпускает Пию.

А Эва-Лена отпускает горящие тетради.

Горящий лист с автографом Ральфа Эдстрёма плавно опускается на землю.

Ни Пия, ни Эва-Лена не смеются. Им вообще нет никакого дела, ни вот на столечко.

Эрик падает в грязь. Вскоре от тетрадей остаются только корешки, от автографа — одна зола, и Эрик плачет, не скрываясь.

— Не ной, сопляк чертов! — цедит сквозь зубы Эва-Лена и пихает его.

— Ай, не обращай внимания! — говорит Пия, обнимая ее одной рукой.

И они уходят, оставляя Эрика ползать по земле и собирать остатки своей коллекции. Его нарядная одежда вся измазана грязью. Он уже не плачет, только тихонько скулит.

Они преподали урок этому идиоту.

Он больше никогда не станет беспокоить Пию.

Недалеко от домов Юхи и Йенни есть небольшая детская площадка с песочницей и качелями. Они ходят туда вместе с пеленок. И спрыгнуть на полном ходу с качелей — это по-прежнему одна из самых замечательных вещей, какие только знает Юха.

Перед тем как отпускаешь руки, у пупка будто что-то щекочет. Если соскользнуть близко к краю или ослабить хватку, то окажется слишком поздно. Тогда уже хочешь не хочешь, но упадешь и запросто расшибешься. Но если отпустить руки, когда качели на самой высоте, то прыжок получится головокружительный и длинный.

Есть точка, после которой что-то становится необратимым, и когда Юха приближается к этой точке, у него щекочет прямо около пупка, в такой особенной впадинке, которую он называет «щекотный живот», — и поэтому прыгать с качелей так здорово.