Николай Гарин - Таежная богиня

— Ну и что дальше?

— Осип взял себе девочку, а зимой поехал к старому Каули. Шаман несколько раз принимался камлать. Богатые жертвы просил. Осип все сделал, что тот велел. Так и оказалось. Девочка была сиротой. Ее русские родители...

— Как русские?.. Евдокия что, русская?! — вскрикнул Никита.

— Ну, родиться кем угодно можно, а вот потом со временем становишься той национальности, которая тебя вырастила, на ноги поставила, научила жить. По мне, так Авдотьюшка вогулка. И будет вогулкой.

Никите стало и легко, и печально одновременно.

— Старик Каули сказал, — продолжала Нюра, — что ее отец был священником. Церковь, которую он вместе с мужиками из Няксимволя поставили, сожгли вогулы, которых напоил какой-то приезжий русский. Напоил и подговорил сжечь. Вместе с храмом сгорели и родители девочки, но ее каким-то чудом успели спасти.

— Слушай, ну средневековье какое-то! Что за нравы в двадцатом столетии?!

— Так вот, Каули сказал, что в девочке много светлой силы, доставшейся от родителей, но эта сила проявится не в ней, а в ее ребенке, мальчике, которого она родит, когда ей будет шестнадцать, и родит от русского. И этот мальчик станет великим. Так сказывал Каули.

— Ну и что теперь? — в глазах Никиты была мольба и решимость одновременно.

— Все будет хорошо, Павел. Умные и талантливые дети рождаются от большой любви. Ты любишь Авдотьюшку, она любит тебя. Настоящая, крепкая семья — это единство прошлого, будущего и настоящего. Прошлое и будущее за мужчиной. А настоящее — за женщиной. Мужчина охраняет жилище, добывает пищу, приносит новости, заглядывает вперед и планирует, готовит детей к взрослой жизни — это будущее. Но не забывает и стариков, заботится о них ровно так, как в свое время его дети будут заботиться о нем, — это прошлое. А женщина живет настоящим. Она кормит, дает тепло, уют, ласку, то есть то, что нужно каждый день. Для этого люди и создают семьи.

Через неделю Никита начал вставать. Он помогал по хозяйству, ловил и сушил рыбу, заготавливал дрова, ремонтировал, утеплял, мастерил. А мысли все время были заняты Евдокией. К концу лета предчувствие праздника усилилось. Он уже не находил места, растерянно поглядывал на сестру, которая лишь загадочно улыбалась.

И вот наконец с первым снегом все закрутилось. Когда речки встали, они с Нюрой поехали в стойбище стариков Хотановых свататься.

Свадебный ритуал для Никиты проходил как во сне. Они куда-то ехали в снежном вихре, потом сидели в одном темном и дымном чуме, потом в другом, третьем и все ели, пили и даже пели вразнобой и каждый по-своему, после чего говорили, говорили, говорили. Никита ничего не слышал. Он сидел истуканом между стариком и отчимом Евдокии. Девушки за столом не было. Она вместе с другими девушками сидела за пологом, из-за которого то и дело слышалось то их веселое шушуканье, то сдержанное прысканье, то тихое и грустное пение, а то и откровенные рыдания.

Никите все время казалось, что он присутствует и даже неуклюже участвует в странном спектакле, который называется свадьбой. Но когда на седьмой день бесконечных разговоров, еды и питья к нему подвели Евдокию, Никита пришел в себя.

Богатая, искусно расшитая бисером меховая сахи не скрывала стройности и аккуратности девичьей фигурки. Покорно склоненная голова Евдокии была накрыта ярким, с длинной бахромой платком. Все, кто находились в чуме, затаили дыхание. Это был кульминационный момент свадебного обряда.

“Сними платок!” — услышал он голос Нюры. Уши, щеки и лоб Никиты горели, хотелось рвануть на улицу и ткнуться лицом в снег. Из постороннего наблюдателя он превратился в главное действующее лицо праздника. Осознание важности происходящего неожиданно обрушилось на него. Здесь и сейчас должно произойти важнейшее событие его жизни, должна возникнуть его семья. Он этого безумно хотел и безумно боялся. И вот он, этот миг.

Никита с Евдокией стояли друг против друга в странном сооружении, состоящем из каркаса конусом поставленных жердей, закинутых оленьими шкурами, а над головой сверкало зимним небом небольшое отверстие. И все это называлось чумом, жилищем северных кочевников. Но Никита чувствовал себя в храме, где свершалось священное таинство бракосочетания.

Никита протянул к Евдокии дрожащие руки и неловко снял платок. Глаза Евдокии были распахнуты. В ее фигуре, взгляде, выражении лица была покорность и кротость. Она смотрела на Никиту преданно и нежно. Ему хотелось молиться, благодарить Бога, что получает от судьбы бесценный подарок, право на это счастье.