Пьер Пежю - Маленькая Обитель

Конечно, в последнюю секунду трос натягивался, извивался, снова натягивался, замедляя свободное падение, все больше тормозя его, задерживая в соответствии с точно рассчитанной длиной веревки, и в тот момент, когда человек должен был удариться о землю, он подскакивал, вновь поднимался к небу, а за ним мягко извивалась длинная нить.

И тело снова падало. Затем опять вскакивало. Человек кричал со все большим восторгом. Человеческое йе-йе. Гигантский маятник. Сердце Воллара билось, вырывалось из груди. Странная смесь отвращения и страха. Он приблизился к группе, чтобы взглянуть в лицо того, кто поднимался. Белокурая девушка сняла свой комбинезон, ее красивые плечи выступали из-под ярко-красной ткани, обнаженные загорелые плечи, длинные руки, а движения непринужденные, что очевидно, естественно.

«Что в них есть такое, чего нет у меня? Почему они могут прыгать? Жить так же, как прыгают? Дышать, говорить друг с другом, смотреть на вещи с такой легкостью?»

Три мужчины и две женщины в пестрой облегающей одежде прыгнули опять. Человек, отвечавший за лебедку, взглянул на Воллара. Несколько молодых людей с любопытством разглядывали его.

— Кто угодно может прыгнуть вот так? — спросил Воллар убитым, почти охрипшим голосом. Откашлялся и повторил: — Кто угодно?

— Конечно, месье, все могут прыгать. Надо победить страх. Страх перед бездной. При условии, что человек не является сердечником, конечно. Но нет никакого риска. Все рассчитано.

Воллар снова прочистил горло, поправил очки и услышал, как говорит:

— А цена за прыжок? Какова она? Сегодня еще можно прыгнуть? Надо занять очередь?

Несколько человек подошли ближе. А мужчина с лебедкой с искренним удивлением сказал: «Но вы интересуетесь этим для себя?», сделав упор на «вы» и вместе с тем оглядев Воллара с ног до копны волос, будто оценивал его вес.

«Нет, не для себя, для друга, молодого человека», — собирался ответить Воллар, но его голос, совершенно самостоятельно, произнес:

— Да, для себя, я хотел бы попробовать. Это возможно?

Мужчина с лебедкой был намного ниже Воллара. Коренастый, с резкими чертами лица, спокойный. Он еле заметно улыбнулся, и эта улыбка застыла на его губах, будто он осознал нечто очень важное, что поразило его. Привычка спортсмена, сохраняющего хладнокровие в горах, вынудила его ответить:

— Да, нет проблем. Если хотите попробовать, можете сделать это. Через несколько минут, когда закончат те, кто уже записался.

Но у Воллара сложилось впечатление, что застенчивая улыбка, которую успел стереть со своих губ этот человек, пробежала по губам других слушавших его молодых людей. И Воллар почувствовал, что попал в абсолютно нелепое положение. И ему не по себе. Вдали от книг и книжной лавки. Он одинок в окружении этих пестро одетых мускулистых ангелов. Слишком красивых, слишком подлинных людей.

Вскоре его окружила группа молодых храбрецов, которые пытались кое-как прикрепить подвязку, завязать кожаные ремни вокруг его щиколоток. Никто больше не смеялся, но отсутствие смеха было еще тяжелее. Воллар не столько испугался, сколько растрогался, наблюдая, с каким непонятным усердием трудились эти люди, делавшие вид, что их не удивляет, почему довольно пожилой мужчина в огромной серой куртке, широченных серых брюках и мокрой от пота белой рубашке захотел спрыгнуть с этого моста.

— Придется снять очки перед прыжком, хорошо?

Белокурая девушка предложила подержать его куртку.

— Мы дадим вам шлем, не волнуйтесь. И перчатки.

Было очень светло. Другие машины припарковались неподалеку от моста. Появилось несколько зевак. Некоторые — с фотоаппаратами. Можно было посмотреть и заснять этого человека в смешном облачении. Такого грузного и вместе с тем уязвимого. Неловкого. В последнюю минуту, чтобы победить охвативший его парализующий страх, Воллар сам задал вопрос, касающийся его собственного веса.

— Слишком тяжел? Да нет, не беспокойтесь, — ответили ему. — Эластичность рассчитана на вес, достигающий ста пятидесяти килограммов.

Его заставили поставить ногу на маленькую скамеечку. Одна ступенька. Другая. Он слышит жужжание камескопа. Кто-то снимает его на пленку. Он стоит на парапете. На краю бездны. Небольшая толпа хранит молчание. Его сердце бьется. Тошнота чуть не опрокидывает его. Что он здесь делает? Возвышаясь над маленькой группой людей, он мог бы приступить к рассказу о чем угодно. Прочесть наизусть. И немного успокоиться. Изложение текста не позволило бы ему потерять сознание.