Mike Lebedev - Фестех глазами изнутри

…Ситуация забавным образом почти зеркально отразится через три года, во время стартовых мучений над вторым уже, французским языком, на свое первое занятие которым наш герой явится где-то ближе к декабрю. Проведенный им экспресс-опрос Митрича, уже уверенно (четыре полноценно посещенных пары) овладевавшего всеми изысками этого прекрасного наречия любви, показал следующее:

Вооруженный таким могучим лингвистическим аппаратом, наш герой смело вонзился за первую парту.
К сожалению, до «бордо» и «рено» дело так и не дошло, так как для начала преподавательница Яншина (полный антипод Веры Михалны Зарецкой в плане педагогики и вообще взглядов на эту бренную жизнь) предложила проявить себя на почве знания алфавита. Бойко оттарабанив «а-бэ-цэ-дэ-е-эф-жэээ…», герой замялся

Хорошо еще, что это был четвертый курс, когда вместо «языка» можно было уже необременительно взять какой спецкурсик… но это так, к слову.
…А вскоре и подружились.
Стояла обычная лабораторная работа…
Знаете ли вы, друзья, что такое настоящая «лабораторная работа» на Фестехе? Нет, этого вы не знаете, потому что и узнать вам, собственно, неоткуда. А между тем…
А между тем, когда наши друзья из всех прочих высших учебных заведений столицы (включая и прославленный Университет), ежедневно отсидев свои законные две-три пары по схеме «лекция плюс семинарчик», уже к обеду могли спокойно предаться всем радостям молодости и насыщенной личной жи… (зачеркнуто) могли предаться всем прелестям самосовершенствования и индивидуальной работы над личными интеллектуальными показателями — мы же переходили ко второй части познания прославленной «системы Физтеха». И единственные за неделю четыре пары в день против обычных пяти — были Праздником…
Потому как что есть настоящий, сформировавшийся специалист, увенчанный гордым дипломом МФТИ? Это не только человек, могущий более-менее осознанно покрыть разными научными закорючками обычный лист формата А4. Это еще и человек, худо-бедно способный применить свои богатые теоретические познания на практике: то есть собственноручно что-нибудь спаять, просверлить, отфрезеровать и даже получить на осциллографе красивые, хотя и сами по себе бессмысленные «фигуры Лиссажу». В конце концов, ведь именно Практика суть единственный критерий Истины, и никак иначе.
Так оно и было. Весь первый курс мы, отбарабанив с утра Теорию, после обеда переходили к Практике: сосредоточенно паяли, сверлили, фрезеровали и высекали «фигуры Лиссажу» в многочисленных подвальных мастерских. Вспоминается в этой связи студент Сергей Базилевич, который решил однажды вручную нарезать резьбу на токарном станке, забыв, правда, переключить его на семьдесят оборотов в минуту с имевшихся в наличии двух тысяч… и только отчаянный прыжок старшего мастера Нифантьева спас тонкие, музыкальные пальцы нашего наследника Джо Сатриани. Или тот же Конь, однажды в крайней степени любопытства сунувшийся в установку во время испытаний образца «на разрыв» в рамках краткого курса практического сопромата. Да, хорошо еще, что «на разрыв», а не на сжатие. Да что там Конь и Базилевич, когда сам автор, вспомнив свое краткое пребывание в школьном кружке радиоэлектроники, умудрился спаять jk-триггерный мост непосредственно под напряжением в «соточку» вольт, получив, таким образом, вместо законного «зачетика» лишний часик занятий по технике безопасности, эх…

Но осверловка и фрезерование — это, так сказать, все-таки еще прелюдия. Лабораторная работа, «лаба» — вот тот оселок, которым по-настоящему проверяется фестех. Сможешь ты вот так вот прямо, непосредственно здесь и сейчас, подтвердить какой-нибудь фундаментальный закон Природы, начиная от очевидного закона тяготения и заканчивая несколько умозрительным Законом Больших Чисел? Ну, или опровергнуть, как оно, по правде сказать, у нас в основном и получалось? А опровергнув — не смалодушничаешь ли, не пойдешь ли скользкой дорожкой «допусков», «погрешностей», да и просто, подчас, откровенных подтасовок опытных данных? Найдешь ли в себе силы с мысленным криком «А все-таки она вертится!» встать перед лицом педагога и доказать-таки ему, твердо опершись на факты, равенство нулю массы электрона и полную абсурдность уравнения Менделеева-Клапейрона? Сумеешь ли даже ценой «неуда» отстоять право на жизнь тезиса «Чем дальше эксперимент от теории — тем ближе он к Нобелевской премии», и так далее?..
На самом деле, успешность «лабы» во многом зависит от личности «лабника», то бишь непосредственно ведущего занятие наставника. Случались у нас и настоящие подвижники своего дела, вроде старшего преподавателя А.А. Теврюкова. Как-то раз студент Маракасыч явился к нему на «сдачу» с совершенно потрясающим результатом: все точки на его финальном графике образовывали какую-то совершенно идеальную окружность… (Тут надо немножко пояснить: для удобства подтверждения (ну, или опровержения) той или иной исследуемой закономерности, координаты осей выбираются таким образом, чтобы полученные экспериментатором точки ложились (ну, или НЕ ложились) на прямую. Если ложатся — всё в порядке, если нет, и Вы твердо в этом уверены — пишите скорее в Нобелевский комитет, это как раз по их ведомству… — Словарь-минимум). К чести Алексея Андреевича, он не впал в отчаяние, а, быстренько разобравшись с остальными, пригласил Маракасыча для более детальной беседы. В течение последующего часа, кое-как обосновав-таки чудовищные допуски и включив в рассмотрение нереальное стечение всех возможных погрешностей и обстоятельств, они все-таки достигли результата: бывшая окружность прямо на глазах чудесным образом распрямилась, и вера человечества в торжество закона Бойля-Мариотта была восстановлена… так бы и «отгрыз» Маракасыч свой законный «трояк», кабы Алексей Андреич в последний момент не заметил, что координаты-то он все-таки перепутал, так что с таким трудом обретенная прямая вновь свернулась в нечто уж совсем невообразимое…
Да, но вот ту лабу вел доцент Овчинников Алексей Петрович, обладатель кургузого и, согласно меткому определению Митрича, «засранного ради светлых идеалов науки пиджачишки», полная, в некотором смысле, противоположность преподавателю Темрюкову В самом, кстати, определении про «пиджачишко» нет ничего обидного: в переводе с образного языка студента Митрича это означало «Человек, ради служения Высокому отказывающийся от ряда мирских благ», так что метафора в данном случае вполне себе «восходящая». Да, идеалам Науки служил Алексей Петрович преданно… и, правда, что уже гораздо хуже — того же требовал и от нас. Лабораторные работы под его началом проходили… ну, собственно, проходили так, как они и должны были проходить. Сначала короткий, но жесткий опро-сик по теоретической составляющей проблемы, затем «допуск» по материальной, так сказать, части эксперимента, потом, собственно, кропотливая, с соблюдением всех «пунктов», работа, ну и под конец — скрупулезная (пары на две-три, не больше) защита результатов.
А еще более того — та лаба была «парная», то есть выполнять ее, ввиду необычайной сложности, нужно было вдвоем. Разумеется, в пару мне немедленно достался наш будущий всех общий друг, отчего я, вспомнив совсем свежий эпизод на английском, мысленно похолодел. И научная интуиция, надо заметить, не подвела будущего знаменитого писателя…