Робин Фокс - Наша Рыбка

Черт, это ты его по больному. Теперь половина вечера пройдет в обиженном молчании.

– Воронцов, расслабься, в ней говорит женщина.

– Это еще что значит? – Ясна сорвала уши и швырнула их обратно в корзину.

– О, да ладно, я про выбор надежного партнера, который сможет защитить потомство. И нечего закатывать глаза, твоим инстинктам сотни тысяч лет, в то время как разуму – только десятки. А обществу потребления в разы меньше. Твои инстинкты против идеологии Воронцова, понимаешь? Неравный бой.

После универа я работал на выставке, представляя мамино агентство среди конкурентов, потел в узком черном костюме, коряво отвечал по-итальянски надушенным доннам и ждал, когда же доберусь до дома. Надо было готовиться к сессии, количество прогулов давало о себе знать. Воронцов пропускал лекции по субботам, умудрялся вызубрить одни предметы, но совершенно ничего не смыслил в других. Его избирательность не имела логики, предпочтения не ограничивались лишь гуманитарными дисциплинами, а провалы – точными. Скорее дело решал преподаватель. История русской архитектуры двадцатого века, которую нашептывал из угла аудитории старый бубнила в вытянутом свитере, приводила Воронцова в восторг, в то время как история архитектуры вообще, которую на протяжении долгого времени нам читал профессор с хорошо поставленной дикцией, он воспринимал как пытку. Скользкой темой оставался родственник декана. Я словно чувствовал, что история не закончится просто лишь обоюдной неприязнью и его придирками к Пете. Объяснить свое предчувствие я не мог, да и никто меня не спрашивал. Воронцов все так же усмехался, получая очередное замечание, но глаза его стекленели, наливались тупой ненавистью сломанного ребенка.

– Вы не сдадите экзамен, даже не надейтесь, – мазнув маслянистым взглядом по нашему столу, сказал препод, обращаясь к Воронцову.

– Сука, – так, что слышал один я, прошипел он в ответ.

– Подойди в перерыве и спроси, что это было. Ты не можешь не сдать экзамен. Это здесь все понимают.

После пары я схватил куртку и со всех ног побежал к метро – надо было успеть на мамину выставку, сегодня я работал последний день.

«Тварь назначила мне встречу после лекций», – пришло чуть позже в мессенджере.

К вечеру я забыл об этом. Поэтому телефонный звонок, оторвавший меня от книги, удивил.

– Выйдешь? – раздалось на том конце. Голос Воронцова вызвал какое-то неназванное чувство. Я почувствовал, что в горле сдавило и дернуло чуть ниже солнечного сплетения.

– Ты где? – И ежу было понятно, что он куда-то влип.

– У твоего дома.

– Так поднимайся! – удивленно сказал я.

– Нет, – ответил он с непривычной интонацией.

Я крикнул своим, что скоро вернусь, и вышел. Свет от лампочки под крышей подъезда вырисовывал на расчищенном асфальте круг, Воронцов стоял за его пределами, в темноте и ледяном колком мареве. Вечерний мороз пробирал до костей. Я приблизился и разглядел у него под губой что-то темное.

– У тебя кровь?

– Да, наверное. – Он показал на лавку. – Сядь.

Я все еще всматривался в его лицо: кровь не шла из носа, под ним было чисто. Зато край нижней губы превратился в черное месиво.

– Что с тобой?

– Я встретился с ним сегодня вечером.

– Что? – Я назвал имя препода. Того, к которому уговорил Воронцова подойти.

– Да, с ним. Он сам предложил. У меня были догадки, но все же я думал, что он просто хочет прояснить ситуацию. – И после некоторого молчания добавил: – Я сломал ему пальцы на правой.

Я почувствовал, как мое лицо вытянулось от изумления.

– Этот мудак схватил меня за яйца.

– Подожди! Он…

– Да, старый пидор. Я же говорю, такая мысль меня посещала. Но я списал ее на свое больное воображение, а ты знаешь, оно у меня такое, – он снова усмехнулся. – Но оказалось, что я все-таки чую, когда на меня западают. Он предложил встретиться за стенами универа. Я думал, это будет тошнотная забегаловка, типа, выпьем пива и поговорим как мужики. Я даже рассчитывал, что придется врезать ему за то, что он постоянно до меня докапывается. Но нет, это был ресторан! Ты понимаешь, Чехов? Ресторан! И он хотел меня напоить, сука! Но у меня иммунитет, ты помнишь. Спасибо родичам-алкашам.

Да, это правда. Воронцов никогда не переходил грань, после которой впадал бы в беспамятство. Он мог выпить очень много, но всегда знал, когда надо остановиться. Это я мог так нажраться, чтобы переспать с Дроздовой и потом недоумевать, чтобы в первый день в Италии подыхать от похмелья в номере, чтобы пойти танцевать на свадьбе сестры… Но Петя был стойким.