Пол Винсент - Свободен!

Потом я приказал себе перейти в наступление. Я должен был сделать так, чтобы он почувствовал свою слабость.

Я выбежал из кабинета, помчался по коридору и выскочил на улицу. Потратил еще примерно пятнадцать секунд, обегая здание; я старался развить максимальную скорость и лишь надеялся, что он не станет слишком торопиться.

Он вообще не двинулся с места.

– Теперь вы со мной поговорите?

– Вы не имеете права здесь находиться, – заявил я. – Это частное владение.

– Вам нужно со мной поговорить. А мне нужно объясниться с вами.

– Убирайтесь отсюда!

– Не важно, как вы к этому относитесь, – продолжал он. – Нам нужно все обсудить.

Наконец я сдался.

– Может, пойдем куда-нибудь? – предложил он.

– Нет.

В этот момент я с удивлением заметил двух охранников с автоматами, медленно прохаживавшихся неподалеку. Я отвечаю за прием на работу охранников, и при любых обстоятельствах им запрещено ходить по территории с оружием. Однако в тот момент это была наименьшая из моих забот.

– Женщина, с которой вы живете, теперь называет себя Габриэль, – начал незнакомец.

– Сначала назовите свое имя.

– Алекс Лоренс.

– Хорошо, – произнес я. – Мне нужны ручка и бумага. Сейчас я их возьму.

Ситуация получалась довольно глупая, потому что мне нужно было вернуться к своему столу. Я решил, что если убегу, значит, проявлю трусость, но возвращение обычным шагом займет слишком много времени. Поэтому я выбрал промежуточный вариант, небрежно (по крайней мере я рассчитывал, что это так выглядит) прошел до угла, а оказавшись вне поля зрения, бросился во всю прыть к офису. Добежав до кабинета, я стал двигаться очень медленно, на случай, если он наблюдает через окно.

Украдкой я бросил взгляд в его сторону. Он стоял на том же месте. Я обратил внимание, что он стоит неестественно прямо. Только сумасшедшие стоят так прямо и неподвижно.

И вот мы снова лицом к лицу.

Он опустил руку в карман, достал фотографию и протянул ее мне:

– Это она, верно?

На фотографии действительно была Габриэль, но с короткими светлыми волосами. Это была одна из тех шуточных фотографий, которые любят делать спьяну. Она сидела в баре, одетая в желтый обтягивающий джемпер; я не мог оторвать глаз от ее груди. Она выглядела очень пьяной: тяжелые веки и не слишком осмысленная улыбка, которая то ли выражает блаженство, то ли предвещает тошноту. Я спросил себя, не была ли она тогда счастливее, чем со мной.

Сама по себе фотография мало о чем говорила. Габриэль и Алекс могли быть коллегами или знакомыми. Я был почти уверен, что этот мужчина окажется полицейским, он мог работать с Габриэль и любить ее. С другой стороны, как он выкроил время, чтобы проделать долгий путь до Бильбао, если он работает? Он должен был испытывать сильную злость или иметь другие серьезные причины, чтобы… Чтобы поговорить с ней? Надоедать мне?

– Зачем вам разговаривать со мной? – спросил я.

– Мы поженились двенадцатого мая тысяча девятьсот девяносто пятого года, – сказал он. – Зарегистрировались в офисе в Камбервелле, в южной части Лондона. – Он извлек и развернул листок бумаги – фотокопию брачного свидетельства. – Почему вы даже не хотите на него взглянуть? – спросил он.

Я взял листок и некоторое время его изучал. Довольно долго, чтобы показать, что прочел имена и теперь намерен оспорить доказательства, но достаточно быстро, чтобы продемонстрировать, что не собираюсь играть по его правилам. В свидетельстве стояло имя Реджины Габриэль Тримейн.

– Ладно, возможно, вы были женаты.

– Мы и сейчас женаты, – поправил он.

– Если вы утверждаете, что женаты, зачем преследуете меня на работе? – спросил я. – Для чего проделали этот путь до Бильбао? Почему не решили этот вопрос с Габриэль?

– Я имею право бороться за свою жену, – заявил он. – Я должен иметь возможность отстаивать наш брак. А что касается других ваших вопросов, то я сюда переехал. Теперь я работаю здесь.

– Если она предпочла оставить вас и действовала столь решительно, то вряд ли вам удастся что-то поправить.

Мне было досадно, что я сразу признал его главный аргумент и согласился с тем, что они были женаты. Я был слишком испуган, чтобы проанализировать последствия его переезда в Испанию.

Он начал свой длинный рассказ. Он ходил небольшими кругами; иногда казалось, что он говорит сам с собой. У него был вид агрессивного человека, но в то же время грустного и растерянного. Было очевидно, что он много думал об этом и, вероятно, говорил правду. Или ему казалось, что правду.