Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

– Сколько? – ставлю вопрос ребром.

Однако именно на этом месте у Кузи и начинаются дикие сомнения. Идти или не ходить вовсе… С одной стороны, дарить нечего, в другой – всё-таки родственница в кои-то веки…

– Мне так неудобно, правда… – бормочет она.

Ясно, пятерик, не меньше.

– Так сколько?

– Хотелось бы… духи что ли…

Опс. Это уже десятка!

– Знаешь, я пока не наследница Ротшильда по прямой.

– Да нет же, маленький такой флакончик. Ну, пробные душочки такие вкусненькие. Нюхали?

Что-то больно знакомые интонации начинают звучать – «кефирчику хочешь?»

Кончалось это вымогательство обычно так:

– Ладно, вот пять рублей, больше нет.

– Ой, спасибочки… – И убегает.

На следующий день спрашиваю у благоухающей ландышем Кузи:

– Ну что, понравились твоей тёте духи?

– А у меня нашлась хорошая книга…

Смотрит прозрачными от избытка искренности глазами. Я же думаю: опять Норе придётся отдавать десятку из зарплаты…

В детдоме была очень приличная библиотека – книгами обеспечивали шефы. Но книги растаскивались регулярно, их просто крали и продавали. Библиотеку грабили ночью, грубо взламывая дверь. И отвечала за это ночная. То есть Нора… Была ещё и ночная нянечка. Которая должна была сидеть на диване у входной двери, но она после десяти уже куда-то законопачивалась, и ровно до подъёма её уже нельзя было найти. Потом вдруг появлялась – как раз к приходу воспитателей. Она довольно безразлично смотрела на то, как малышня, встав до подъёма, уметалась на гульки, бурча себе под нос одно и то же:

– Ну, куды вы прётеся…

Она прекрасно знала, что её не уволят. Дураков сидеть ночами за восемьдесят рублей, и, правда, не было. Кроме того, работа была опасной. Детский дом ночью фактически открыт. Дверь висела на болтающихся петлях, единственный доступный телефон – в кабинете директора, его забирали в десять часов и выставляли для всеобщего доступа только в семь утра. В медпункте телефон обычно сломан. Ближайший автомат – у метро. Когда я сказала об этом Людмиле Семёновне, она, улыбнувшись своей традиционно безразлично-ласковой улыбочкой, успокоила меня:

– Милочка вы моя, эти дети живучи, как кошки! Ничего с ними не случится. А случится, так подождут до утра. – И, тряхнув ключами в кармане белоснежного нейлонового халата, небрежно-элегантно наброшенного поверх югославского модного костюма-тройки, быстро пошла прочь.

А в кармане, кроме ключей, она носила ещё и упаковок десять различных лекарств. Если кто-нибудь из детей жаловался на плохое самочувствие, она, будучи по совместительству врачом, назначала без всякого осмотра: принять таблетку и полежать. Все без исключения недомогающие получали аспирин и аминазин, непослушных тут же отправляли в медпункт, где медсестра немедленно делала укол магнезии. Это был очень болезненный укол, и многие, «полечившись» таким способом, старались на глаза «дирюге» не попадаться. Я тогда ещё весьма смутно представляла, сколько «хронов» в результате такого метода лечения образовалось в нашем детдоме! Больных, ни разу не лечившихся всерьёз от своих запущенных заболеваний. Что же касается вымогательств, то Людмила Семёновна не только не видела в подработках таким способом ничего дурного, но и поощряла, своими методами, это постыдное дело. С ней был солидарен и завхоз. Если работа предстояла серьёзная – типа разгрузки машины, то воспитанники торговались всерьёз, тут конфетками не отбудешь – новая куртка, импорт, китайские мячи для тенниса…

Склад, на котором отоваривался детдом, имел умопомрачительный ассортимент – там были даже шубы из натурального меха и золотые кольца… Если денег, определённых сметой, не хватало, просили у шефов. Отряжали пяток самых милых первоклашек, разучивали с ними речёвки и бессовестно давили на жалость – шли в кабинет высокого начальства поздравлять с праздником или днём рождения. Дешёвый метод работал безотказно – около десятка шефов-богачей (заводы, гостиницы) щедро одаривали детдом всем, что ни попроси. Вот только каким-то странным образом, слегка обозначив выдачу, завхоз и кастелянша куда-то эти ценные вещи втихаря «перескладировали». А те немногие хорошие вещи, всё же выданные детдомовским детям, вскоре куда-то бесследно исчезали – после очередного дежурного «шмона».

Так что отнюдь не респектабельно выглядели наши дети на деле – по бумагам буквально купающиеся в роскоши. Конечно, списания в такой ситуации проводились часто и охотно. А списанию подлежало всё – даже новый японский цветной телевизор. Приученные к вымогательству, детдомовцы, особенно старшие девочки, считали попрошайничество делом совершенно безобидным. Когда же мне открылась эта неутешительная картина в полной мере, я, прекратив выдавать даже в экстренном случае трюльники и пятёрки, решительно и жёстко сказала: