Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

– Подумаем.

И ушла – наверное, в кабинет директора.

Вот такая он была – самая загадочная из всех персон, успешно или не очень крутившихся не первый год в этом тёмном омуте.

Каково её истинное нутро?

Вот, кажется, и удалось нащупать заветную тропку, по которой и можно было бы добрести до самых сокровенных тайников её души.

Однако, всё не то…

Ускользает, как рыбка из дырявой рыбацкой сети.

А как она говорит! Серьёзно, веско, слушаешь – такие глубины вспахивает! А потом – хлоп… И такой юмор закордонный из неё вдруг полезет… И всё впечатление сошло на нет. Так где же её правда?

У нас всё шушукались, что она и есть главная мафиози в этой разветвлённой финансовой банде. Крёстная мамочка, ну, что-то вроде того… Нет, глупости, это, конечно, из жанра детективного бреда. А может… она как раз и есть тот единственный человек в этом гадючнике, которого некогда искал днём с огнём Диоген? Кто её поймёт? Ясно, она играет роль. Но какую – ясно не совсем. И где кончается роль, а где она уже сама – вообще ничего непонятно. Однако, с ней надо бы поосторожней…

…Я больше не надеялась ни на чью помощь со стороны. После провала с газетой я уже не так сильно верила в несокрушимую силу печатного слова, союзниц у меня раз два и обчёлся, если точно, только Нора, но и она ведь не железная, так что надеяться лучше всё-таки на свои силы… Хотя их резерв и не так уж велик. Но что ещё оставалось? Я уже не очень нервничала по этому поводу. Хватит, не хватит. Тратить силы на сомнения – слишком большая, непозволительная даже роскошь.

.. Мои дочки за лето повзрослели, стали очень самостоятельными, даже не канючли первого сентября – про театр и особое внимание. Они вкратце знали о наших детдомовских перипетиях и мудро, просто по-старушечьи, к ним отнеслись.

Перчин выдала резюме:

– Плюй на всё, береги калории. У тебя их что – сто пудов?

– Ну, пуда три наберётся наверно, – придирчиво оглядев меня с ног до головы, изрекла младшая.

Вот такой презентик из лагеря! Потом Баловная Старичина, сосредоточенно глядя в потолок, раздумчиво изрекла:

– Волков бояться, век собак не видать. Понимай, как знаешь.

Однако за больницу они меня сильно не одобряли. Версия была та же – жара и сердце. И сразу предложили курс реабилитации.

Перчин советует:

– Ну, мамочка, надо бегать по утрам километров пять. И сердце у тебя тогда будет как футбольный мяч.

– Бегом от инфаркта уже не бегают. Это ошибочная теория. Надо закалять сердце постоянными тренировками к эмоционально-болевому шоку.

Я не уверена, что Баловная Старичина сама хоть что-то понимала в изобретённой ею абракадабре, однако произнесла она это в такой заумью в голосе, что я очень развеселилась – крутые девчоночки растут, однако.

Потом она стала хорошим детским врачом, спасла не один десяток ребячьих жизней, успешно защитила диссертацию…

Но её собственная дочь решила пойти по моим стопам – стать физиком, раз уж я предала свою первую профессию.

Ну, а моя младшая дочь, забросив незавершённую диссертацию по искусствоведению «до лучших времён», сосредоточилась на своих детях ~ родила троих и грозится на этом не останавливаться.

Однако тогдашняя дань моде на пофигизм меня всё же несколько встревожила.

Да, я уже не была той помешанной на собственных детях мамой-наседкой, что в первые детские годы их жизни, и они, внезапно поставленные в особые, весьма жёсткие условия, не сломались, не скисли, а, заимев, конечно, зуб, на «противную мамищу» – не без этого, да, потихоньку зажили своим уставом.

Они росли самостоятельными и создавали наособицу свой мир, всё более отличавшийся от нашего общего, некогда построенного мною. Конечно, я остро чувствовала свою вину, но бросить полсотни детдомовских детей ради комфорта собственных всё же не смогла. Что ж, пусть самостоятельничают, база заложена, теперь она проверяется на прочность. Когда-нибудь это всё равно должно было случиться – не век же моим дочкам за мной хвостиком бегать… Они уже планы строят на будущее, самостоятельно что-то пробуют, ищут. А значит – найдут.

Я же должна, просто обязана, пестовать пока этих детей…

.. Отрядный конфликт, похоже, перешёл в последнюю стадию.

С тех пор, как я убедилась, что выступаю в этой «войне миров» в почти «легчайшем» весе, жить стало как будто легче. Уверенности в себе прибавилось. И вот почему, я думаю. Экстремальные условия или ломают, или закаляют. Зная, что кто-то где-то есть, поневоле расслабляешься. Всё время на периферии сознания крутится предательски малодушная мыслишка – в случае чего подстрахуют. Ну и вот, надеяться не на кого – так что приходится, без особых раздумий, извлекать из собственных иссякших потенциалов и второе, и даже третье дыхание.