Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

– Вам очень повезло, – льстиво говорю я. – За что такая щедрость?

– Так и я ведь не пустое место.

Он горделиво оглядывает свой волосатый живот, приосанивается, так же горделиво расправляет свои, по-женски пышные плечи…

И тут до меня дошло. Радостно спрашиваю:

– Так вы, говорите, спасатель? (Он кивает.) Так не могли бы вы нам моторочку дать покататься? Хоть разочек? Я видела, на спасательной станции их много стоит.

– Да ради бога и вашего душевного спокойствия, я готов хоть сейчас на всё.

Вот это уже совсем другой колер. Валера ведётся, и – легко. Удача, однако.

На следующий день, ближе к закату, мы, пятёрками, уже гоняли по морю на чудесной новенькой моторке. Рулил, к счастью, не наш «спасатель», а симпатичный сборщик с часового завода, к тому же, знакомый нашим ребятам, и всё вышло просто люкс.

.. Итак, первая неделя на исходе. И мы все – живы. И даже временами вполне бодры. С работодателями, хотя и не сразу, всё же, установился относительный контакт – нас больше не посылали «к чёрту в пекло». Однако работали дети теперь всё же «маленькими группками», как и хотела с самого начала Хозяйка. И на разных объектах. Кузя и Лиса, к примеру, на выдаче чистого белья, Огурец и Беев на кухне – разгружали овощи и фрукты. Работали пять дней в неделю, по четыре часа в день.

Остальное время – отдых.

Худо ли бедно, но жизнь наша потихоньку покатилась – и пока без особых нарушений.

Но вот в конце первой недели, когда первые восторги по поводу моря, гор и всей этой южной экзотики слегка улеглись, стали появляться настораживающие симптомы надвигающейся болезни «коллективного непослушания». Самоуправление, с таким трудом едва взлелеянное мною в нашем диком ордынском отряде, теперь пышно увядало на корню.

А это могло стать началом конца… Дело было в том, что девушки наши, находящиеся, к тому же, в очень опасном возрасте – пятнадцати-семнадцати лет, почти полностью выпадали из моего поля зрения. Легкомысленно передоверив их Ирочке и медсестричке, я уже через несколько дней стала замечать несимпатичные перемены в настроении моих воспитанниц. Когда встречались, буквально сталкиваясь нос к носу, они тут же делали вид, что меня в упор не видят. Прозрачно смотрят сквозь меня стрекозьим взглядом, и тут же начинают выяснять: «Эй, кто-нибудь, не видели, где Ирочка? А, девча?» Когда же я брала свою внезапно «ослепшую» девицу за руку и говорила что-ли вроде: «Ку-ку, проснитесь! Это я!» – они начинали дружно лопотать:

«Ой, а это вы, Оль Николавна? Какая встреча! А вам случайно не попадалась Ирочка? Ага, случайно…»

И опять нагло гогочут…

Я, конечно, понимала, в чём тут дело. Но от этого понимания мне легче не становилось. Собрать всех вместе, на общей территории, не было никакой возможности. Отряд начинал разваливаться на глазах. Даже вечерние чаептия теперь превратились в ожесточённые обоюдоострые перепалки. Девчонки ели поедом мальчишек, а те огрызались, как могли.

Я разрывалась на части между Сциллой и Харибдой, и, как посланца неба, ждала приезда начальника нашего лагеря, Татьяны Степановны. Это мы по глупости сначала думали, что будем вдали от детдома и – сами по себе. Штат нашего трудового отряда разбухал на глазах, теперь уже, кроме Ирочки и медсестры, я имела на свою голову, ещё и Валеру, а на горизонте неотвратимо прорисовывалась грозная оперуполномоченная Татьяна Степановна. Но раз такая ситуация, она как раз мне и нужна была сейчас больше всего. К тому же, подруга, хочется думать, была как-никак. Она нужна была мне как помощник. Хотя бы для того, чтобы я имела возможность хоть иногда ездить в город – позвонить своим дочкам и отправить с почты посылочку. А называется пусть как угодно – хоть начальник Чукотки.

На Ирочку и медсестричку оставлять весь отряд я не решалась. Но меня, однако, не очень порадовала система соподчинения – без ведома Татьяны Степановны я, оказывается, не могла выходить на Хозяйку – Тамару Трофимовну. По договору, который составляли, конечно, без меня, за всё несла ответственность, со стороны детского дома, Людмила Семёновна, а Татьяна Степановна была здесь её полномочным представителем. Мне так и не известно, была ли официально я – лично – в штате нашего трудового лагеря. Вот почему я так ждала приезда нашей пионервожатой, к тому же, – моей, хоть и плохонькой, но всё же подруги, а теперь ещё и непосредственной начальницы. Ладно, приедет, и всё устаканится. Ведь уже все главные проблемы выплыли наружу, осталась самая малость – эти полезные знания перевести в «плоскость конкретных дел», как обычно говорит Матрона в таких случаях. Ирочка, наша воспитательница по женскому подотряду, интеллигентная Ирина Дмитриевна, золотая душа и прекрасная мама, не хотела лезть в наши разборки, да и не смогла бы, наверное, в них участвовать – сишком неинтеллигентно они проходили.