Шань Са - Императрица

Я проснулась от вопля собственной души.

В перегретой раскаленными жаровнями комнате тихий плач женщин перебивало лишь мое хриплое дыхание. Вся грудь у меня горела, но руки и ноги оставались ледяными. Тело мое терзала боль, и от этого душевная мука становилась еще нестерпимее. Кто-то закрыл ставни и опустил занавеси, так что я не знала, ночь сейчас или день. Пламя отбрасывало на стены длинные и короткие тени. Мне показалось, что я различаю среди них силуэт Процветания. Нет, ничего не произошло — это был просто кошмар! Братья Чжань развеют тягостный сон, скользнув ко мне под покрывало. Я прижмусь к их молодой коже, и мы вместе станем ждать рассвета, увидим, как встает солнце, открываются окна и свет гонит прочь дурные воспоминания.

Кто-то заговорил. С живостью повернув голову, я узнала Великого Советника Чжань Цянь Чжи. Он стоял на коленях у моего ложа. Высокопарная речь достигла моего слуха, но присутствие здесь сановника напомнило мне о совершенных возле моего дворца убийствах. Все кончено: Простота и Процветание мертвы!

Тщетно негодяй пытался оправдать свои поступки и добиться, чтобы я подписала указ об отречении. Гудение его голоса только раздражало. Не знаю, как долго сановник осаждал меня, приводя все новые и новые доводы. Я не слушала. Видя, что я остаюсь молчаливой и неподвижной, он наконец ушел. Место Чжаня тотчас занял мой племянник Мысль и тоже принялся внушать мне, в какое нелегкое положение попала Империя. Кто бы мог подумать, что и он меня предаст?

Потом явилась моя дочь Луна. Эта говорила о состоянии моего здоровья и необходимости отдохнуть. По ее словам, Империя не способна выжить без хозяина и настало время передать бразды правления. Полные здравого смысла речи напомнили мне о Матери. Подобно ей, дочь никогда меня не понимала.

Я перебила поток разумных объяснений Луны, пообещав отречься от трона и подписать соответствующий указ, если она надлежащим образом похоронит братьев Чжань в монастыре горы Мань.

В глазах моей дочери мелькнули удивление и жалость, но это мне было по-настоящему ее жаль:

— Я носила этот венец, чтобы спасти Двор от смуты и отдалить неизбежный упадок нашего мира. Теперь твой брат по наущению честолюбцев требует власть себе. Что ж, я ему ее отдаю…

Луна ушла, получив бумагу с моей печатью и оттиском большого пальца. Тишина вновь оживила боль. Закрыв глаза, я представила, как ко дворцу приближается отряд воинов. Слышались звон оружия, крики начальников, стук подошв. Простота и Процветание убегали, проваливаясь в снег. Внезапно лицо Простоты исказила гримаса, глаза подернулись пеленой, и он, покачнувшись, упал. Процветание все еще бежал к моему павильону. Туфли он потерял. «Великая, спасите меня!» — крикнул мальчик, споткнувшись о тела служанок. Стрела, просвистев в воздухе, вонзилась ему в середину лба. Процветание застыл. Зрачки его дико расширились. Потом, издав немой вопль, он рухнул на колени. Блестящая пенистая струйка крови потекла между глаз и закапала с носа. Кожа лица стала такой прозрачной, что можно было прочитать недодуманную мысль, уловить строфы разорванных в клочья стихов, истечение жизненных токов.

Простота и Процветание умерли. Последняя в моей жизни музыка стихла. Что мне за дело до всего остального?

Будущее, взойдя на трон, пожаловал мне титул Высочайшего Императора Небесного Закона. Желая удалить от преданных людей, Двор переселил меня из Запретного дворца в летний — на берегу реки Ло к западу от города. Каждые пять дней новоиспеченная Императрица, Луна и Кротость, отправившаяся в услужение к моему сыну и возведенная в ранг Изящнейшей наложницы, приходили осведомиться о моем здоровье. А каждые десять дней во главе высоких сановников Будущее являлся почтительно меня приветствовать. Двор спешил уложить меня в гробницу. Вся эта искусственная суета была всего-навсего представлением, затеянным, чтобы обмануть народ и саму Историю.

Несмотря на жесткий приказ держать меня в удалении от всего света, сведения просачивались сквозь охраняемые воинами высокие стены. Клан братьев Чжань понес страшные потери — казнен был каждый десятый. Дружившим с моими любимцами чиновникам и поэтам отрубили головы. Перед Южными вратами Запретного дворца стояли бесчисленные пики с насаженными на них головами, дабы любой прохожий мог оплевать «преступников». Императрица изгнала три тысячи служанок Внутреннего дворца и придворных дам, желая устроить великое обновление.