– Раньше еще можно было понять эти дешевые насмешки над опиумом для народных масс. Вы сможете сами убедиться, что сейчас в Советском Союзе многое изменилось. И к религии там теперь другое отношение, значительно более либеральное.
– Тем хуже для Советского Союза, – раздался громкий, хорошо поставленный голос. Говоривший был точной копией знаменитого монаха Чосера, такой же лысый и безбородый.
Гомосексуалист, подумал Пол, никакого сомнения. Затем он повернулся к мисс Трэверс:
– Вы специализируетесь в области музыки, не так ли? Вы знаете все работы Опискина?
– Разумеется, – высокомерно кивнула она, – я должна, вернее, должна была знать их все. Я писала о нем статьи для журнала «Музыка». Его и тогда уже осуждала вся прогрессивная общественность, но глубокие знания всегда помогают придать осуждению должный вес. А что вы хотите узнать? – поинтересовалась она, широко расставив свои ужасные ноги.
Аудитория восхищенно внимала ее словам.
Искаженные образы начали понемногу приобретать реальные очертания. Только что приземлившийся Роберт, он сам, никогда не летавший, русские курсы в Финтри… Понятно, требовалось воплотить в жизнь планы налаживания более близкого сотрудничества с русскими, но почему из всех возможных мест выбрали именно Финтри? И бурная реакция Роберта, слушавшего заигранную пластинку. Оказывается, музыка может черт знает что сделать с человеком, причем менее чем за четыре минуты.
– У него должна быть одна вещь, насколько я помню, – пробормотал Пол, – где все музыкальные инструменты на первый взгляд звучат весьма нестройно, пианино, клавесины, колокольчики, ксилофоны – каждый сам по себе. И только через какое-то время понимаешь, что сквозь какофонию звуков пробивается величавая мелодия колокольного перезвона.
Пол задумался, пытаясь припомнить запомнившуюся вещь.
– Есть у него такая вещица, – сразу же ответила мисс Трэверс. – Называется она «Колокол», опус 64. Уже тогда его талант начала разъедать ржавчина, и его творчество оказалось изъеденным отвратительными жуками формализма. А ведь его предупреждали, но он продолжал упорствовать и проводил недопустимые в музыке эксперименты со звуками. Причем все это он проделывал в то время, когда его родной город самоотверженно сражался с немецким фашизмом. И этот композитор не сделал ничего, чтобы поддержать сограждан в суровую годину испытаний, воодушевить их. Именно тогда были заброшены семена, которые попали на благодатную почву и впоследствии выросли в предательство.
Несколько студентов зааплодировали.
– Что вы имели в виду, – спросил мальчик-епископ, – когда говорили, что в Советском Союзе сейчас все не так, как раньше? Вы здесь уже бывали?
– Роберт побывал здесь в прошлом году, – ответил Пол. – Я хотел сказать, здесь был мой близкий друг. Роберт.
И тут он отчетливо вспомнил ту самую работу Опискина. Колокола. Казалось, он отчетливо слышал странные, величавые звуки. Но это длилось недолго.
В группу людей, столпившихся у стойки бара, с шумом ворвалась девушка, одетая падшим ангелом: бриджи, черные чулки, бюстгальтер, разрисованные крылья, сделанные из картонного ящика от сыра, симпатичное юное лицо грубо размалевано. Только ее юную прелесть не смог обезобразить даже этот отвратительный атеистический маскарад.
Она завопила:
– Мисс Трэверс, скорее, мистер Коровкин уже наверху. Он пришел поиграть на пианино. Пойдемте скорее, будем танцевать.
– Товарищ Коровкин, милая, – назидательно проговорила мисс Трэверс и коснулась уродливым пальцем точеного плечика девушки. – Что ж, отлично, значит, ему стало лучше.
– Слушайте, – воскликнул мальчик-епископ и картинно указал импровизированным посохом в сторону Пола, – по-моему, мы должны как следует проучить этого парня.
– А ну его, – отмахнулся стаффордширский монах, – оставим его испытывать муки нечистой совести.
– Общая исповедь, – объявил фальшивый священник, но без юмора в голосе, – покайтесь-ка, почему мы все не танцуем?
Полу почему-то вдруг показалось, что он действительно должен быть наказан, что это правильно и справедливо. Какие-то голоса внутри него нашептывали, что наказание всегда следует принимать с благодарностью. За все надо платить. Может быть, тогда ему станет легче, он избавится от чувства вины перед Робертом, которого эти монахи называли Опискиным. Все правильно. Все хорошо. Он сказал:
– Мне все равно. Но когда впервые приезжаешь в чужой город, надо прилично выглядеть.
Читать дальше