– Я имею в виду пресловутую «Акулину Панфиловну», которая не вызывает ничего, кроме отвращения, у любого порядочного человека. Этот проныра даже послал партитуру Костолетте в Милан, мы все, разумеется, знаем Костолетту. Ее даже поставили в Ковент-Гарден. Впрочем, что я говорю, вы наверняка там были. Вероятно, даже на премьере.
– Я даже не знаю, что это, – немного растерянно признался Пол, – поэтому я совершенно не понимаю, о чем идет речь.
– «Акулина Панфиловна», – сообщила мисс Трэверс, – это опера. Если, конечно, можно назвать эту насквозь реакционную мешанину оперой. Ее героиня – ленинградская проститутка. Нет никакого сомнения, что в Москве, Ленинграде, Киеве, так же как и в других советских городах, нет никаких проституток.
Выступая с лекцией перед аудиторией, мисс Трэверс явно чувствовала себя как рыба в воде. Псевдомонахи и псевдоангелы разом замолкли. Они внимательно слушали, напряженно сопя аденоидными носами.
– Автор имел в виду, что ленинградская проститутка символизирует современную Россию. О, этот двурушник очень умно все преподнес. Слушая оперу, сразу и не поймешь ее глубинный смысл.
В этом месте слушатели громко захохотали, но были быстро призваны к порядку.
– Тем не менее неистребимый русский дух, как всегда, торжествует, и все, что происходит на сцене…
– Звучит довольно интересно, – сказал Пол, – жаль, что я пропустил эту вещь.
Мисс Трэверс хихикнула.
– Действие происходит в наши дни. Автор хотел сказать, что Акулина Панфиловна живет здесь, среди нас, отрицая принципы коллективизма и проповедуя порочные идеи индивидуализма.
– Ладно, я понял, – отмахнулся Пол.
– А ты заткнись, – выкрикнул монах, – когда мисс Трэверс разговаривает.
– Автор – подлый двурушник, – повторила мисс Трэверс, – и нет ничего сатирического в его концепции характера главной героини, ни в музыке, ни в либретто. Острие сатиры направлено лишь на государственных деятелей, являющихся клиентами проститутки.
– А кто написал либретто? – поинтересовался Пол, решив, что обязательно должен послушать эту занимательную вещь. Придется попросить мисс Трэверс записать ему на бумажке имена.
– Некто Русапетов, – громко и негодующе рявкнула мисс Трэверс. – Теперь он служит конторским чиновником в Охотске. Это наверняка охладит его пыл.
Мисс Трэверс была вполне искренней, выступая в роли яростного обвинителя, и Пол никак не мог понять почему. С виду она казалась обычной, в меру образованной представительницей среднего класса. Таких в Манчестере великое множество.
– А как насчет Опискина?
– Послушай, – угрожающе нахмурился мальчик-епископ, – ты уже задавал сегодня этот вопрос. Мы больше не желаем ничего об этом слышать, понял? Если тебе хочется поболтать, отправляйся к себе подобным. К янки, например, – фыркнул он.
– Ты сам знаешь все об Опискине, – проревел монах. – Можешь не признаваться, мы и так знаем, что Опискин – твой приятель.
– Был, – поправила мисс Трэверс, – был приятелем. Теперь он мертв, и вам это отлично известно.
– Я не знал, – сказал Пол, – я вам все время пытаюсь объяснить, что я ничего об этом не знал. Честное слово.
Помимо его воли где-то в тайных глубинах его сознания начали появляться странные образы, кривые, искаженные.
– Вы же сами сегодня вечером намекали на то, что Опискина убили, – заявила мисс Трэверс.
– Он был убит? – удивился Пол и немедленно получил весьма чувствительный удар по голове. Он потер ладонью затылок, повернулся к обидчику и угрожающе взмахнул зажатой в руке бутылкой. – Эй, ты, имей в виду, я не собираюсь терпеть подобные выходки!
Студенты моментально отодвинулись на безопасное расстояние. Граммов сто пива выплеснулось из бутылки и испачкало Полу рукав. Все засмеялись, включая и бармена-монголоида.
– Для начала заткнись, – проворчал Пол.
– Ну вот, опять, – громко заявил тощий юнец, напяливший на голову странное сооружение, в котором с трудом угадывался головной убор католических священников, – во всем виноваты рабочие.
– Я ухожу, – сообщил Пол, которому неожиданно стало скучно. – По-моему, все, что вы здесь затеяли, весьма дурно пахнет. От лица всех пассажиров первого класса я решительно протестую против этого вопиющего богохульства. Вы унижаете нас всех. К тому же вы отстали от времени.
– Посмотрите-ка, – принялся кривляться студент, одетый священником, – оказывается, он за словом в карман не полезет.
Но остальные хранили мрачное молчание.
Читать дальше