Ираклий Квирикадзе - Пловец (сборник)

Ноэ не стал смотреть фильм. Он вышел в ночной Амбролаури, взволнованно стал бродить по улочкам, вспоминая Калифорнию, лодочные прогулки к «острову любви», душистые травы острова, жгучие объятия, женский шепот на полупонятном языке, обнаженные тела, освещенные тусклым лунным светом…

Ноэ вернулся к кинотеатру. Сеанс окончился. Зять-киномеханик вышел из будки. Ноэ попросил его еще раз показать кинохронику.

Зять зарядил аппарат, в зале потух свет, на экране сенаторы спускались по трапу с авиалайнера Ту-104.

– Смотри и, если что заметишь, скажи! – загадочно шепнул Ноэ Красоткину.

Десять минут пробежали быстро. Зажегся свет.

– Я ничего не заметил! – честно сказал Красоткин.

Ноэ расстроился:

– Ладно, пошли!

Они встали. Красоткин смотрел на Ноэ с желанием понять, зачем надо было вторично крутить кинохронику.

Ноэ не выдержал и сознался:

– Ты помнишь, я показывал фотографии моей американской жизни?

– Помню.

– Меня помнишь на этих фотографиях?

– Помню…

И тут Красоткина осенило.

– А-а-а-а! Ты же говорил мне о своих американских детях. Этот сенатор «Лягушка квакает в болоте»… – Красоткин неумело повторил по-грузински языколомку. – Да-да-да-да. Он очень похож…

Зять слушал их диалог молча, он спешил домой к утке, которой сегодня собственноручно отрубил голову, а жена обещала зажарить ее в яблоках. Но ему пришлось идти в будку, на этот раз по просьбе Красоткина, вновь крутить кинохронику.

Сенаторы в который уже раз спускались по трапу Ту-104.

Зять зашел в ложу, узнать в чем же дело.

– Это ты! – указал Красоткин пальцем на сенатора.

– Юджин Уинчестер! Не забыть бы фамилию!

Киномеханик пришел на помощь:

– Винчестер – ружье, а он Уинчестер. Легко запомнить. – Чтобы, не дай боже, не показывать хронику в третий раз, зять, будучи человеком любезным, предложил: – Я вырежу кусочек пленки с этим сенатором и дам вам…

Он так и сделал. Ноэ и Красоткин, затаив дыхание, смотрели, как зять крутил на моталке пленку, ища то место, где Юджин Уинчестер был снят крупным планом.

Итак, в руках Ноэ оказался портрет предполагаемого американского сына.

Когда Ноэ и Красоткин вернулись в деревню, они вынули из сундучка старые фотографии. Вооружившись увеличительным стеклом, сравнивали молодого Ноэ с сенатором Юджином Уинчестером. Нос тот же, подбородок тот же, глаза те же, только у Ноэ чуть хмурое и напряженное выражение, а у сенатора глаза улыбались: чувствовалась привычка позировать перед фото– и телеобъективами.

В пожелтевших листках письма Шерли Энн Роуз они разобрали имя младенца – Юджин.

Захарий, приехавший в деревню отдохнуть после защиты диссертации, услышав историю с «братом Юджином», был недоволен желанием отца написать письмо сенатору и узнать, является ли он сыном Шерли Энн Роуз.

Захарий привел доводы против этого письма, которые звучали в его устах убедительно:

– Папа, он сенатор! А ты знаешь, что такое быть сенатором в Соединенных Штатах Америки? Он в сенате представляет голоса избирателей целого штата, скажем Айовы или Джорджии. Сенатор должен иметь безупречную репутацию, ни одного темного пятна в биографии, ведь у него множество политических конкурентов, которые только и ждут повода скинуть его с сенаторского кресла. А ты, папа, своим письмом даешь им этот повод. Тебе показалось, что он похож на тебя. Согласен, вы действительно чем-то похожи. Ты шлешь ему письмо. Домашнего адреса не знаешь. Значит, куда идет письмо? В сенат Соединенных Штатов. Уверяю, письмо это в сенате прочтет не только он, найдутся люди, которые от удовольствия будут потирать руки. Сенатору Юджину Уинчестеру пишет Ноэ Лобжанидзе, бывший лодочник, который катал его мамочку за девять месяцев до рождения сенатора… Ха-ха-ха…

– Но я же не буду об этом писать!

– Это узнается! Нужен только повод. Ты спрашиваешь Юджина Уинчестера, сын ли он Шерли Энн Роуз, а если он ее сын, то привет ей от давнего знакомого… Все просто и безобидно. А кто передает ей привет? Вот тут-то и выясняется, что привет от лодочника, который пятьдесят лет тому назад увел мамочку в кусты…

– Захарий, замолчи!

– И стала она после объятий этого лодочника тяжелеть, на радость ее наивному мужу Уинчестеру!..

– Замолчи! – закричал Ноэ.

– Свое я сказал! Пиши письмо. Хочешь – на грузинском, хочешь – на русском, хочешь – на английском. Но поверь мне, оставь ты в покое этого американского сенатора.

Захарий уехал к жене и сыну, отдыхавшим в Уреки. Ноэ и Красоткин сидели по ночам на балконе дома. На столе стояла бутыль вина. Пил обычно один Ноэ. Красоткин, больной, накрывшись шалью, сидел рядом и слушал Ноэ.