Борис Григорьев - Рассекречено внешней разведкой

Переступив порог «центра» на Шварценбергплатц, мы увидели расставленные столики, часть которых была свободной. К одному из них нас подвел распорядитель, который спросил, кто мы и откуда. Наш ответ, что из Советского Союза, удовлетворил его. Наше внимание привлек столик, за которым сидело шесть человек, двое из которых были в форме советской делегации. На этом столике стояло множество бутылок, среди которых возвышалась ваза с объемистым днищем, доверху заполненная фруктами. Иван Петрович, указав на вазу, заметил:

— Микрофончик в вазу вмонтирован, а под фруктами, возможно, скрывается магнитофон. Записывают наших ребят не к добру…

К этому времени разговор за столиком пошел на повышенных тонах.

— Вы волки в овечьей шкуре, — твердым голосом говорил наш соотечественник. — Отвечайте, почему уже почти два часа вы все выспрашиваете нас, кто мы и откуда, где работаем, где живем, кто отец и дедушка, что они делали в войну. За город выманиваете, девочек обещаете, а там, вот крест, спросите: есть ли секреты на заводе, где мы работаем, и можем ли мы их уворовать…

— Мы их угощаем шнапсом и пивом, потчуем, а они, неблагодарные, дурака валяют, все в кусты прячутся. Не выйдет у вас, хлопцы, здесь вам не колхоз.

— Не пугай, мы уже пуганы! Вы лезли к нам с «тиграми» и «пантерами», а что получилось? Забыли?

— Сегодня у вас не получится!

Обстановка накалялась. Нужно было действовать. Было решено, что Иван Петрович незаметно удалится к выходу и в критический момент крикнет: «Полиция!». Это вызовет замешательство у собеседников наших молодых людей, возникнет пауза, а я воспользуюсь ею для того, чтобы вывести ребят из западни.

Примерно так и получилось. Подойдя к шумливому столику, я сказал:

— Будем знакомы. Я консул Советского Союза. Поспорили, пошумели — пора и по домам. Пошли со мной, друзья-однополчане.

Когда юноши поднялись со стульев и приблизились ко мне, вокруг нас образовалось кольцо. Кроме тех, кто был за столиком, рядом появились еще какие-то типы. Заскрипели стулья за другими столиками, загудел разноголосьем весь «центр».

— Да что смотреть на него! Видали мы таких. Гоша, делай свое дело! — злобно прошипел один из тех, кто возглавлял застолье.

Над нашими головами взвилась большая бутылка, видимо, из-под шампанского, но кто-то перехватил ее. В это время у входа раздался грозный клич: «Полиция, полиция! Сюда!» Кольцо вздрогнуло, провокаторы обратили свои взоры на выход. Воспользовавшись этим замешательством, мы рывком вперед вырвались из кольца и через считанные секунды оказались рядом с Иваном Петровичем и гудевшей, доброжелательной к нам толпой любознательных венцев. К центру приближались два полицейских. Мы благополучно дошли до посольства, хозяева «центра» нас не преследовали. В приемной консульского отдела мы организовали чаепитие с бутербродами, а потом молодых друзей доставили на посольской машине на борт парохода.

По окончании фестиваля группа сотрудников посольства, в том числе и автор этих строк, были награждены оргкомитетом памятной медалью «За мир и дружбу».

Не столько по службе и по прикрытию, сколько по чисто гуманным соображениям я уделял большое внимание в своей повседневной практике работе с нашими соотечественниками, значившимися в официальных документах «перемещенными лицами». Таких в Австрии проживало десятки тысяч. Я не делил их на «белых» и «красных», всех считал соотечественниками и стремился в меру сил и возможностей облегчить их нелегкую участь на чужбине. Мне было известно, что пренебрежение к моим соотечественникам являлось не следствием их «тупости», «дикости», как издавна считалось в Европе, а результатом векового невежества и высокомерия европейских господ, считавших весь мир «варварской периферией Европы». Ничем не оправданную ложь о «дикости» русских пропагандисты Запада дополнили еще большей ложью о «неполноценности» славянских народов. Сказывалось и влияние гитлеровской пропаганды, которая требовала обращаться со славянами, как с животными, иметь дело с ними до тех пор, пока «дикари» способны работать для рейха. Послушный немецкий и австрийский бюргер с усердием выполнял волю своих господ.

После Победы основная масса спасенных смертников растекалась по домам, однако, к сожалению, не всем нашим соотечественникам удалось это сделать. Тысячи русских, белорусов, украинцев и лиц других национальностей тянули лямку «остарбайтеров»: кто под влиянием обстоятельств, кто из-за страха, навеянного опрометчивыми действиями советских властей и преступными акциями Берии, а также пропагандой недругов Советского Союза. Кое-кто оставался в Австрии из-за боязни ответственности за свои преступные действия, совершенные совместно с гитлеровцами. Для меня было очевидно, что многим соотечественникам нужна наша помощь.