Борис Григорьев - Рассекречено внешней разведкой

В 1937 году на внешнюю разведку органов госбезопасности обрушиваются репрессии. Жертвой репрессий стал и выдающийся разведчик Станислав Глинский. Зная о трагической судьбе своих боевых товарищей, он в узком кругу сказал, что не верит в их предательство и что за многих из них мог бы отдать свою голову. Но… круг оказался не столь уж узким. 23 августа 1937 года он был отозван в Москву якобы для получения очередной награды, а уже 30 августа арестован по личному распоряжению наркома Ежова. Вместе с ним была арестована и его жена Анна, долгие годы являвшаяся помощницей мужа в разведывательной работе. Еще во время гражданской войны она выполняла разведывательные задания в тылу белогвардейцев, была арестована деникинской контрразведкой и чудом спаслась от расстрела.

С. Глинскому, как поляку, было предъявлено обвинение в сотрудничестве с польской разведкой. В сохранившемся в архивах следственном деле имеются сведения о том, как ежовские следователи пытались связать его и В.А. Антонова-Овсеенко, бывшего послом в Праге, с вымышленной польской националистической организацией.

9 декабря 1937 года С.М. Глинский был расстрелян по постановлению Особой тройки. Родственникам позднее была выдана справка о смерти Глинского, которая якобы наступила 17 сентября 1939 года. Его жена была сослана на десять лет в Карагандинские лагеря. В 1947 году, после отбытия наказания, она, больная, возвратилась к родственникам в Москву, но была вновь арестована и сослана в Воркуту. По дороге Анна скончалась и похоронена в безымянной могиле в воркутинской тундре.

22 сентября 1956 года Военная коллегия Верховного суда СССР посмертно реабилитировала генерала Глинского.

В Кабинете истории внешней разведки хранятся документы и фотографии С.М. Глинского. Их собрал племянник Станислава Мартыновича, бывший армейский политработник Ольгерд Романович Глинский. Долгие годы он буквально по крупицам искал в различных архивах сведения о своем родственнике — замечательном советском разведчике. Среди них — последняя прижизненная фотография разведчика. Она сделана в ежовских застенках незадолго до его гибели, очевидно, для сфабрикованного палачами дела о «шпионаже». С пожелтевшего листа глянцевого картона смотрит измученный, небритый Станислав. Его затравленный взгляд как бы говорит: «Все происшедшее со мной — это кошмарный сон, который, я верю, должен рано или поздно кончиться». Разведчик глядит с мольбой и надеждой, — надеждой, которой, увы, не суждено было сбыться.

Это случилось 9 октября 1970 года. В тот вечер Владиславо Месконис, владелец небольшой, но преуспевающей экспортно-импортной конторы в Буэнос-Айресе, ждал агента туристической компании и складывал чемодан, собираясь лететь в Чили. Агент должен был привезти билеты.

Как всегда неожиданно, зазвонил домофон, по-испански шепеляво спросил незнакомым голосом:

— Сеньор Гонсалес?

— Вы ошиблись, сеньор, такого здесь нет.

— Тысяча извинений, сеньор!

«Что за Гонсалес? — удивился Владиславо. — В нашем доме вроде бы его вообще нет. Интересно, кто это спрашивает?»

Он взял бинокль и вместе с женой вышел на балкон. Дверь парадной оставалась закрытой — очевидно, Гонсалес все-таки сыскался. Плохо освещенная улица была пустынной. Потом проехал джип с вооруженными полицейскими, свернул за угол. Нормальное явление — рядом Президентский дворец…

Тогда Месконис отправился в ванную, чтобы принять душ, а его супруга вернулась на кухню, накрывать на стол к ужину.

…За шумом воды он не сразу услыхал неясный шум в коридоре. Внезапно от сильного удара распахнулась дверь, и в ванную комнату ворвался белобрысый крепыш с револьвером в руках. Увидев ствол 38-го калибра, направленный ему прямо в лоб, Владиславо механически отметил про себя: «Полицейское оружие!» Узкий коридорчик за спиной белобрысого был забит людьми в штатском, среди них затесался полицейский с автоматом.

Резких движений в такой ситуации делать категорически нельзя, да и вопросы задавать не стоит. Все, очевидно, объяснится в ближайшее время. Хотя, конечно, не очень приятно стоять перед добрым десятком вооруженных людей в чем мать родила, да еще и покрытым мыльной пеной. Впрочем, стоять перед вооруженными людьми неприятно даже в одетом состоянии.

Не опуская револьвера, крепыш снял с крючка полотенце и стал вытирать Месконису спину. Он сам, кажется, был смущен, и не совсем понимал, что в такой ситуации делать: сотрудник СИДЕ, аргентинской службы безопасности, выступает в роли банщика. Потому вскоре он сердито отшвырнул полотенце: