Игорь Ушаков - Семейная сага

Времени оставалось как раз столько, сколько было нужно для того, чтобы не спеша дойти до вокзала.

Мое желание продолжать мною начатую тему пропало. А ответить сразу на предложение я не могла. Мы оба сделали вид, что то, что было им сказано — было сказано, но что это был не прямой вопрос, а некое вырвавшееся восклицание. Итак, неопределенность сохранилась. Ответом на вопрос Михаила могло быть только действие… Но на такое действие я была совершенно не готова.

Михаил проводил меня до моего вагона. Я села в свое купе. Он стоял на перроне около моего окна, пока поезд не тронулся медленно-медленно. Михаил шел вровень с поездом, но вот он стал отставать, отставать… И пропал… И я пропала…

Михаил. 1954, 27 августа

Этот приезд Марии в Ригу позволил мне окончательно

понять, что она мне нужна, нужна, как воздух… Конечно, она приезжала именно для того, чтобы сказать мне то, что так сбивчиво пыталась выразить, когда мы шли из кафе к Домскому собору. Но ведь до этого были столько удивительных часов душевного слияния, какой-то умиротворенной духовной близости, которые просто так из жизни не выкинешь! И потом, когда у меня так неожиданно вырвалось это мое предложение ей выйти за меня замуж, она ведь не отказалась. Мне показалось, что своим молчанием она говорила мне: "Подожди, подожди немного! Не гони лошадей!" Значит, я ошибался, когда думал, что во мне она увидела просто очередную жертву, очередного барашка для заклания в угоду своих страстей. Да и все ее поведение, даже

ее редкие и скупые письма, да и сам приезд в Ригу — это подтверждение того, что у нее это была не игра, а тоже серьезное чувство!

Я нутром чувствую, что что-то в ее жизни не так. Она мечется, она в нерешительности. Ведь не случайно же она не сказала "нет". А может, все это — мои домыслы, попытки обмануть самого себя? О, если бы она решилась на этот шаг! Я понимаю, как это трудно, особенно для женщины с ее характером и с ее чувством ответственности решиться на такое… Но вдруг? Но вдруг?..

Утекают года.

Как меж пальцев вода…

Не вернуть никогда, То, что было тогда… Хоть всплывут иногда Юных лет города.

Лет летит череда, Тают айсберги льда. Если ты не спасешь — На пороге беда…

Мария. 1954, 10 сентября

Что же мне делать? Я опять сидела у Ларисы и плакала,

читая последнее письмо Михаила. Да он прав: на пороге беда. Что бы я ни сделала, кому-то от этого будет плохо. И я понимаю, что для Михаила эта беда будет пострашней той, какая будет для Аркадия. Аркадий полон сил, уверен в себе, девочки по нему с ума сходят. Он будет в первую очередь уязвлен, будет нанесен удар по его мужскому самолюбию: им пренебрегли. Для Михаила же это может быть крушением его, возможно, последней надежды…

Но при чем здесь эти рассуждения о христианских состраданиях? Ведь, в конце концов, никто не женится и не выходит замуж за калек, только потому что им плохо жить увечными! Семью нельзя строить на сострадании — это будет

союз, обреченный изначально на крах. Где здесь я? Кто мне дороже: Михаил или Аркадий? А если спросить саму себя честно: люблю ли я Аркадия? Смогу ли я жить с ним, постоянно думая о том, что я потеряла, отказавшись от любви Михаила?

Михаил. 1954, 21 сентября

Мария молчит. Я позвонил Ларисе. Она у нас с

Марией доверенное лицо, которое знает, я думаю, больше каждого из нас, поскольку она знает все о каждом из нас. Она говорит, что Мария в подавленном состоянии, что она совсем запуталась…

Может, мне нужно прекратить все это? Один раз и навсегда: я же не христианин, для которого самоубийство грех. Если это избавление, и не только самоизбавление, но и избавление другого самого дорогого человека, то это не грех. Да и какой вообще, к чертовой матери, грех? Перед кем?

Только надо найти хороший, надежный способ. Это, конечно, не таблетки — откачают! Это не петля — вдруг оборвется! Вот дождусь очередного дежурства, получу оружие и совершу очередное должностное преступление… Только уж тогда некого будет разжаловать и сослать в очередную Кемь!

Когда осталось совсем немного,

Лишь до рассвета,

А там — дорога, одна дорога

Под стоны ветра…

А там уж скоро, совсем уж скоро

Готова плаха,

В руке жестокой трещит мой ворот…

Трещит рубаха…

Когда звездою последней тает

Ночной зенит…

И вот светает, совсем светает,

И ключ звенит…

Осталось только лишь скрипнуть двери…

Войдет палач…

И можно верить хоть миг в бессмертье

Сквозь скорбный плач.