Лев Сокольников - Прогулки с бесом, или Gott mit uns!

— Поясни средневековую инквизицию в Европе?

— Опять мы: тогда "стычка" произошла у нас, в верхах, а "отрыжка" со сжиганием еретиков производилась у вас. Маленькое "нестыковка позиций" имела место быть.

— Подробности можно?

— Телевизор смотришь? Выражение: "тема отдельного разговора" слышал? Не сейчас, когда-нибудь, и в другом месте.

— Значит — "никогда". Как нам быть далее с людьми вроде Мессинга, ежели такие будут появляться? Как их принимать, в какой реестр записывать? К какому знаменателю нам двигаться?

— К единому. Людей со "сверх способностями" причислять к "лику феноменов". Так проще и объяснять ничего не нужно: "феномен" — и весь ответ. С какой стороны, и какой бы НИИ не подходил к "самому большому феномену двадцатого века" везде учёные, и не совсем такие, упирались, упираются, и впредь будут упираться в табличку с двумя словами: "объяснений нет". У самых умных работников институтов, кто занимался "пророком", хватило ума понять, что наука ничего о Вольфе и Нострадамусе "с научных позиций" сказать не может. Если и были какие-то иные позиции, то они все "не научные". "Идеалистические". Как мог, например, академик с сорокалетним "партЕйным" стажем признать существование какой-то там "души", или беса, вроде меня!? Главный ужас вот в чём содержался: видел, что дело одной "материей" не ограничивается, а заявить об этом в полный голос — "не моги"! Ужасно! Академиков и понять можно: явление есть, а объяснение ему — отсутствует! Как такое пережить "советской науке", да к тому же ещё и "самой передовой в мире"? Отказаться от всех благ ради какой-то необъяснимой субстанции?

— Как быть с предсказаниями? Как реагировать? Особенно на такие, кои обещают человечеству "великие военные потрясения"?

— Из школьного курса Истории должен знать, что во всякой войне бывают "победители" и "побеждённые". Эдакие "два берега одной реки". В войнах, в отличие от шахмат, "ничьих" не бывает. Что такое ваша прошлая война? "Борьба двух систем, или "борьба добра и зла"? Это вначале так думали, и только через годы выяснили, что боролись два зла, и одно из них должно было победить. Какое зло оказалось "сверху" — всем известно, но только сейчас стали выяснять, а "был ли победитель лучшим"?

— Вписывать твоё сравнение войны с "двумя берегами одной реки"? А тех, кто "плывёт" между "берегами", помянем?

— Нет. Они предпочитают быть "невидимками". Не любят, когда их упоминают. Им нечего бояться, деньги не позволяют им бояться, но всё же нет резона "светиться". Их основной девиз: "Слава — дым, но деньги — лучше".

— Всплывает вопрос: когда нужно рассказывать о войнах? "По горячим следам", или через шестьдесят лет? У кого больше прав на рассказы о войне: у героев и других участников, или у тех, кто в военном ремесле "ни уха, ни рыла"? И что рассказывать? То, что было в действительности, или то, что нужно сказать?

Каждый участник прошлой Большой войны соприкоснулся с ней той частью тела, коя на то время у него была наиболее боеспособна. Рядовые граждане отечества участвовали в войне грудью, руками и ногами, генералы — головой. Какова была "производительность труда" упомянутых частей тела у тех и у других — об этом не всё сказано. Это не бесовская мысль и не моя, об этом говорило телевиденье.

Злые языки утверждают, что были и такие граждане, кои участвовали в войне другими частями тела, но какими — по младости лет не дано было понимать.

На сегодня герои далёкой войны о ней сказали всё.

И о героях далёкой войны сказано столько.

Не пора ли дать слово тем, кто к прошлой войне прислонился боком? Не полной грудью, как настоящие герои, а чем-то иным, да и то чуть-чуть, самую малость? Как я, например?

Основное, чем война отличается от других человеческих "забав" — это "линия фронта". Линия фронта чем-то похожа на медаль, у которой, как известно — "две стороны". В итоге двое награждённых одинаковыми медалями вправе носить их той стороной, коя кажется им наиболее приятной. Но такое не дозволяется. Это вот к чему:

позволительно "открывать рот" тем, кто не бывал в окопах, не ходил в атаки, не терял друзей в боях? Не был ранен ни слабо, ни жестоко? Можно ли говорить тем, кто имеет своё мнение о войне отличное от "основного"? Тем, кто победу в прошлой войне и до сего времени, делая это в тайне и пугаясь от собственных мыслей, считает "пирровой"? Если дать таким "писателям" слово, то не появится опасность, что "гнусными измышлениями своими" о войне, в общую, давно и всеми принятую "большую бочку мёда", они вольют "ложку субъективного дёгтя"? Подобные деяния нами всегда назывались мало понятным словом "кощунственными". Определять качество помыслов основной массы граждан могли только особые люди, и эти люди всегда знали "о векторе выхода кощунов".