Где-то враги поголовно, без исключения, были "хамы, грабители, убийцы и насильники", сволочи, наконец — для захватчиков такое поведение естественно, зачем захватчикам быть иными, но в начинавший гореть монастырь на тупорылых грузовиках прикатили какие-то нестандартные, ненормальные немцы, рисковавшие жизнями не понятно во имя чего! Да и офицер у них был не совсем настоящий фашистский офицер, а так, какое-то недоразумение! Для чего они прикатили?
Не могу представить, что думал иностранный борец с огнём о двух монастырских бабах, грудями вставших на защиту домовладений от разрушения:
— Беся, случаем, не слышал, не произнёс вражеский офицер традиционное "Dummkopf!" в сторону воющих баб? Воздержался?
— Воздержался, воздержался, всё же европеец! Он только подумал об этом.
Повторяю: негодное дело старые события определять новыми мерками. Что немецкий офицер не по собственной инициативе в разгар приличной бомбёжки прикатил с подчинёнными тушить чужой монастырь — об этом и говорить не надо, его послало высшее начальство. Первый вопрос. Второй: была нужда тушить чужой монастырь с риском потерять своих солдат от советских бомб? Что для него чужой монастырь? Чем был на то время монастырь? Бревенчатые избы возрастом за сто лет? Труха, а не жилища! Чего их было спасать? Какое напутствие получили солдаты от своего фюрера перед "драг нах остен"? "чем больше будет уничтожено этих русских — тем лучше", а эти, коих кто-то послал тушить пожар в чужом монастыре, явно не выполняли "предначертаний вождя"? Так надо вас понимать, господа?
Ах, как хотелось бы сегодня войти в общение с душой далёкого немецкого борца с огнём! Как это сделать? Могу ли сегодня фантазировать и сказать то, что он и не произносил?
— Валяй!
— Горите к чёртовой бабушке, а мне не резон подставлять под чужие бомбы своих солдат! — могли у него зародиться такие мысли?
— Немецкий специалист по тушению русских монастырей от советских бомб был в душе лингвистом и филологом "в одной упаковке". На тот момент он не только знал с дюжину ваших поговорок и пословиц, но и придерживался их — ещё раз влез помощник в правое ухо.
— Какие "русские пословицы и поговорки" не позволили выполнить приказ командиров?
— Первая и основная: "своя рубашка — ближе к телу". Вторая, не уступавшая первой в точности и по силе воздействия на здоровый рассудок: "на погосте жить — всех не оплачешь". Третью помянуть?
— Какую?
— "В чужом пиру — похмелье". Пожалуй, что последняя поговорка и добила немецкого специалиста по борьбе с русскими пожарами. После неё он отдал команду подчинённым покинуть горящий монастырь. То, что в тупорылых машинах было приличное количество взрывчатки — о таком пустяке говорить не хочется! Добавь о пожарах: "пожар" — это когда горит человеческое жилище, а когда огонь поедает что-то иное — это "возгорание".
— Хочешь сказать, что тогда была опасность взрыва?
— Это и хотел сказать. Если бы такое случилось, то "сдуло" бы не три кельи, как предлагал вражеский офицер, а более… И тебя бы не стало в этом мире… — сделал бес уточнение в моём прошлом — О том, сколько бы обитателей монастыря погибло — говорить не стоит.
Помню лицо немецкого борца с огнём в русских монастырях. Да и форма на нём была не кинематографическая, не такая, какую потом показывал гражданам "страны советов" родной кинематограф. У вражеского офицера не было ни стека под мышкой левой руки, ни монокля в глазу. Немецких офицеров без монокля в глазу и стека под мышкой в советских фильмах не было, а тогдашний борец с огнём почему-то обходился без указанных вещей. Короче: офицер был ненормальный, не классический офицер Вермахта!
Сколько было у того борца с огнём на счету побеждённых пожаров? Сколько взорвал объектов "гражданского и военного назначения", и сколько в практике было случаев, когда горящие слёзно умоляли дать им возможность сгореть без помех со стороны? Ни единого!
— О, великая и неразрешимая загадка русской души! — пропел бес теперь уже в левое ухо — пожалуй, что офицер не стал тушить кельи от удивления.
— Как понимать?
— Просто. Все и всегда просят унять пожар, а тогда его просили не трогать очаг пожара. Вот у него заморочка и случилась. Редкий случай!
Из всей бомбовой благодати, что пролилась в ту яркую ночь с неба от советской авиации, городу досталось совсем мало.
…и когда ночь превратилась в "белый день" с лёгкой окраской в желтизну, то вторая, или третья волна отечественной авиации, принялась обрабатывать земли и за стенами обители. Земля за стеной монастыря называлась "сельской", и в мирное время монастырские юноши с большим, невыправляемым креном в уголовщину, ходили меряться силой к "деревенским" сверстникам. Любимым "оружием" монастырцев в завоевательных походах были приличные куски красного кирпича, выломанные из стены. "Походы" всегда были почему-то пьяными.
Читать дальше