Лев Сокольников - Саркофаг

Обвинить "верхушку" тех времён по статье "Умышленное спаивание колхозного крестьянства"? Нет, не следует: колхозное крестьянство само в "пьяный крючок" вцеплялось. Добровольно и с восторгом. Если бы кто-то и когда-то тогда сказал:

— Всё, мужики, хватит пить! Выродимся мы от дешёвой "городской" водки! — нет, не было таких "пламенных" выступлений на моей памяти.

Да и то сказать нужно: как я могу допустить и позволить водке свободно и нахально стоять в доме до момента, когда "выпить захочется"? Когда она есть — постоянно выпить хочется, свойство у водки такое: "желать её". Больше, чем женщину… Не позволю водке стоять водке в доме "просто так, на всякий случай". "Всякий случай" — это когда в дом приходит гость. Но и без гостя у меня найдётся масса причин, чтобы опустошить посудину "просто так", или по причине "ломоты в пояснице". Но такое потребление алкоголя моей "половиной" считается "незаконным", вот почему у нас "гость в дом — хозяину радость"!

Когда работа надоедала — сельские жители устраивали "праздники". В сёлах Южного Урала случилась моя первая встреча с "праздниками". К празднику готовились, и основой "подготовки" в домах большей части села был молочный бидон браги. "Бражка" — нежное называние "веселящего", но очень коварного напитка жителей тех мест.

Что я абстинент — очень скоро выяснилось на одном из гульбищ. Не пригласить на гуляние любого желающего — святотатство, а не пригласить "работника культуры" двойное и тройное нарушение всех "правил и законов"

Но я был не "идейным" абстинентом, то есть таким, который не пьёт по соображениям высокой морали: "пить — это отвратительно"! я не мог пить потому, что "принятый вовнутрь" "напиток богов" в объёме 0,5 литра никак не хотел находиться в утробе и стремился наружу. Такое моё состояние окружающими расценивалось как "перевод добра на говно"

Моё тогдашнее и нынешнее мнение о "веселящем" напитке "аборигенов": более мерзкого, ядовитого и отвратительного пойла в природе не существует! Наивысшая подлость бражки заключалась в том, что она была сладкая: пьёшь её и не принимаешь всерьёз. Выпить стакан водки за один приём — это много, а стакан бражки — да чего там пить!? Но бражка быстрее водки начинала вредительскую деятельность в утробе и через совсем мало время "потребитель" капитально хмелел. Второй стакан выпивался без всяких вкусовых эмоций самого пьющего, третий стакан… Мне всегда хватало двух.

Как я страдал потом! Но от таких моих похмельных страданий была и польза:

— На кой чёрт пить бражку!? Смесь сахара и дрожжей, настоящая гадость! — бывало, что абсолютно не разбиравшиеся в химии жители села "заводили" "напиток радости" в оцинкованных бидонах. Сколько после такой "радости для души" бывало печали — этим я не интересовался.

Центр России пьёт самогон. Самогон "прогрессивнее" уральской браги пятьдесят третьего года, но у меня нет сведений о том, что бражка и до сего дня твёрдо и непобедимо пребывает в любимых напитках жителей сёл Южного Урала. Хочется думать, что и до них докатилась "цивилизация" и они приобщились к процессу превращения браги в "первач"

"Материального", то есть "рубли и копейки" от продажи билетов я привозил "мизер", а часто бывало и так, что моя мизерная "выручка" уходила на непонятные затраты. В бухгалтерии отдела культуры, в ведомости на "получение зарплаты" мне дозволяли только расписаться

Мой маршрут был не длиннее восьми десятков километров, сёла в нём "цивилизацией" не отличались, люди жили в них, "как все" Тогда, в пятьдесят третьем, никто на Урале ничего не знал о том, что лето будет "холодным": сценарий фильма ещё только готовился "созреть"

Фильмы содержат в себе тьму ценных качеств: если бы кто-то в пятьдесят третьем, "холодном" году, заявил, что "страна советов" к девяностому году с грохотом и треском, тупо и бездарно, прекратит своё существование, то никто бы не взялся сказать, что будет с таким заявителем. У слушателей не хватило бы фантазии на изложение последствий для пророка. Но "страна советов" потому развалилась, что в ней были фантасты-сценаристы, кои фантазии о разрушении в слух не излагали, но о них думали. Сколько таких фантастов было — не знаю. И органы о таком не знали: как узнать, если молчат? Работают? И пьют?

"По всем просторам земли нашей" было холодным лето пятьдесят третьего года, или местами — этого я не знал.

Мой милый и прекрасный маршрут! Я его полюбил сразу, хотя, если вдуматься, любить его было не за что: бедность царила. Какая "бедность"? Жители не жители умирали с голоду, если сахар превращали в любимый напиток с названием "бражка", если бражку закусывали яичницей, приготовленной на свином сале, то о какой бедности вести речь? Было однообразие в питании: постоянная, вечная, "непобедимая" лапша, молоко, мясо и яйца. На огороды, с коих можно было бы получить и овощи, у колхозников не оставалось времени, или не было принято разводить овощи для своих нужд — я этого не выяснил. Чем восполняли люди недостатки витаминов в организмах — и этого не выяснил.