Лев Сокольников - Тётя Mina

— Шпацирен? Шляфен? — а та как вскочит да и говорит ему:

— А шёл бы ты на…..! — и указала "адрес". Мастер ничего не понял, но спросил:

— Макс, что это слово означает в немецком языке? — Марк засмеялся и объяснил. Мастер заулыбался. Хороший был человек, справедливый, никого и никогда не наказывал. Да и вообще на шахте никого не наказывали. Когда стали немок посылать на работу к конвейеру, то естественно, им и работу давали легче: всё же свои! Определяли их управлять механизмами, но мастер Хенкин сказал:

— Русские девчата более понятливые в технике, пусть они и работают там, где я их поставил"

Был всего один несчастный случай на дворе:

"…немка, красивая и молодая девушка, работала в управлении, в конторе. Собирала окурки сигарет, отдавала русским пленным. Таким поведением "позорила нацию" и была отправлена убирать конвейер. Клеть с вагонеткой угля из шахты поступала на конвейер, и был он высотою в половину человеческого роста. Чтобы пролезть на другую сторону, то нужно было сгибаться. Там были валики, по которым шла лента, от угля при движении ленты сыпалась угольная пыль, и её нужно было постоянно убирать. Тут была и печь, в которой эта пыль и сжигалась. Девушка кидала лопатой пыль в печь, лента конвейера захватила черенок лопаты вместе с рукой, её прижало, и она была удушена. Пока остановили конвейер, пока… Погибла хорошая, добрая душа. С тех пор стали эту пыль убирать только при остановленном транспортёре…"

Дорогой читатель!

Позволь сделать маленькое отступление? О погибшей немецкой девушке, что работала в шахтном управлении? Попробуй представить её работу? Какой бы не была работа в конторе, но она не могла сравниться с работой на конвейере, где из угля удаляли породу. Что ей нужно было? Почему спокойно не жилось? Зачем нужно было собирать окурки для советских пленных? Она такое делала потому, что "от младых ногтей" папа и мама обучили её доброте? А можно ли "обучить доброте"? "привить доброту"? Или от рождения в её тело вселилась "махатма"? Ведь все уроки доброты, что нам дают с детства, можно и забыть, что часто и наблюдается.

Как имя твоё, Ангел? Впрочем, зачем тебе имя? Думаю, что кто-то о ней и до сего времени помнит. Нет? Тогда я, русский человек, тебя, немку, помяну добрым словом! И буду просить Высшие силы, но не "бога Авраама, Исаака и Иакова":

— Не пускайте эту великую душу в наш мир! Она уже велика, ничего хорошего в этом пире она не увидит! Мы приходим сюда, "чтобы "чтобы стать лучше!", а ей нет нужды становиться лучше, она уже велика!

Тётушка возвращается к рассказу о мобилизации немецких женщин для работы на шахте. Следуют повторы о том, что они, русские, быстрее и лучше понимали назначение и работу шахтного оборудования, чем немецкие женщины:

"…всего несколько дней изучали сложную технику и приступали к работе на ней. Потом мне в напарницы дали немку, зубного техника по образованию. Был ещё другой сменщик, немец, хорошо говорил по-русски и точно так же хорошо ругался русским матом. Когда начиналась бомбёжка, то останавливали станцию и уходили в укрытие. Сидим, а он приговаривает потихоньку:

— Хорошо, хорошо! Так и надо, бейте сильнее! — а я ему говорю:

— Что же ты так радуешься!? Ведь твою Германию колошматят! — а он матюком пустил и отвечает:

— Вы, русские — дураки!

— Это почему же мы дураки!?

— Потому, что ушами хлопали. У вашего Сталина сидит правая рука Гитлера.

Спрашиваю:

— Кто такой? — так он ничего не сказал, видно, сам не знал"

Естественный недостаток её записей — тётя много места уделяет быту. Она неплохо умела шить на машинке. Была у неё подружка, но имени не упоминает. "Подружка" — и всё.

"…придёт подружка, поделимся лагерными новостями, погадаем на картах. Гадала я не плохо, да и помимо карт что-то заставляло меня говорить людям слова. Всякие, какие на ум приходили. Как-то раз приходит к нам мастер Веше — что за имя!? Опять это "Веше" — просит погадать. Говорю ему:

— Мастер, какая из меня гадалка? Я же по-немецки говорить не умею. Что, через переводчика вам гадать? — подружка переводить взялась, и я приступила к гаданию. Карты ложились плохо, два раза принималась раскладывать, и всякий раз выпадало получить ему плохое письмо…"

На другой день тётушке передали: мастер получил извещение о том, что на румынском фронте погиб сын:

"…он неделю не ходил на работу, а когда пришёл, то волосы у него были белые, "как лунь". И лицо, как у мертвеца. За неделю превратился в старика. Говорит мне: