Не прошло и получаса, как старенькая «Волга» подъехала к древнему двухэтажному домику, построенному то ли еще до войны, то ли сразу после нее. Домик был кирпичным и довольно сильно покосившемся от старости. Его широко распахнутые огромные окна, некогда взиравшие с надеждой на мир, были печальными и какими-то тоже постаревшими. Широкая деревянная лестница все так же скрипела при каждом шаге, ну или чуть-чуть сильнее, чем раньше. Время в доме как будто замерло, сохранив его навсегда. Точно так же, как в детстве, шумели трубы канализации, в том же самом верхнем левом углу парадной висела художественная (какая-то особая, не похожая на все другие) паутина, и даже возле порога лежал все тот же полосатый вязаный коврик. Впрочем, коврик, подумала Евгения Николаевна, скорее всего, был другой, просто очень похожий, но в целом облик дома был точно таким, каким она его помнила из своего не очень-то и близкого детства. Вот только снаружи какой-то идиот догадался милый кирпичный домик выкрасить в ярко-розовый ядовитый цвет, разом убив все его очарование и тот неуловимый налет старины, который мы обычно так ценим в старых кварталах городов.
– Дом розовой мечты – пошутила Александра Васильевна, заметив, как дочь вздрогнула, увидев ядовито-розовый цвет дома.
– Это точно, – согласилась Евгения Николаевна. Потом подумала и добавила, – Лучше бы трубы поменяли, идиоты, или дорожку к дому выложили тротуарной плиткой, чтобы через лужи не прыгать.
– Так ведь идиоты и есть, – согласилась Александра Васильевна, не слишком жаловавшая ни коммунальные, ни городские службы, но, тем не менее, старавшаяся держаться от них подальше.
– Да и шифер на крыше, – продолжала Евгения Николаевна, – наверное, до сих пор дырявый. Вы с бабой Любой-то до сих пор, небось, с тазиками не расстаетесь? В комнатах-то теперь, небось, уже не только от дождя, но и от росы капает?
– Капает. А куда деваться? Мне-то получше, я сама купила эту, как ее… слово из головы вылетело…рубероид. Ваську-соседа попросила, он мою сторону-то сам перекрыл за бутылку. У меня теперь почти и не течет. А вот бабе Любе и вправду тяжко. Только денег у нее даже на рубероид нету. Ей бы хоть прокормиться, да за квартиру заплатить вовремя, чтоб не выгнали. Хотя за что тут платить?
– Вы бы хоть поругались сходили в ЖЭК, что ли…
– А чего ругаться? Мы ведь ходили, да толку-то все равно никакого нет. Баба Люба-то, считай, чуть не каждый день к ним, как на работу, ходит. А толку? Крыша как текла, так и течет. Да ну их! – махнула рукой Александра Васильевна. – Не обращай внимания. Пойдем лучше в дом, да позавтракаем. Я тут с утра уже шанежек напекла.
– Шанежки – это здорово! – улыбнулась Евгения Николаевна.
Несмотря на безумный цвет, маскирующий старость и даже кое-где проступающую ветхость жилища, домик этот ей нравился: то ли ностальгия по детству сказывалась, то ли и впрямь было в нем что-то такое, что заставляло душу сжиматься от воспоминаний так, как будто и не было на белом свете ничего лучше, чем этот нелепый домик. Даже сидя в просторной, отделанной под натуральное дерево кухне Алексея Петровича, где на одну кафельную плитку было потрачено больше, чем она получала за месяц в своей мелкой чиновничьей организации, нет – нет, да и вспоминалась тесная неудобная кухонька ее матери, где и одному-то развернуться было негде, а что уж говорить о целой семье. Мама, сколько Евгения Николаевна помнила, всегда шутила по этому поводу, что, мол, зато есть дополнительный стимул следить за фигурой – чуть потолстеешь и в кухню просто не влезешь, настолько она была тесна.
К радости Евгении Николаевны, квартира матери не изменилась. Кухня все так же требовала «блюсти фигуру», а огромная газовая колонка все так же угрожающе нависала над теми смельчаками, кто все же решался здесь пообедать. Все так же уютно пестрели занавески, и сияла чистотой плита. Вот только что холодильник сменился на своего нового собрата, чуть более высокого и чуть менее толстого в обхвате. В ванной мама, наконец, доделала ремонт. Плитку купили, насколько помнила Евгения Николаевна, не только до ее замужества, но еще при жизни отца, но до того, чтобы ее положить все как-то руки не доходили. Сначала умер отец, было не до того, потом Евгения Николаевна вышла замуж. Потом мама писала, что не хватает денег на то, чтобы нанять рабочих. Потом у Евгении Николаевны родились дети, и мама отсылала все свои сбережения ей на покупку детской кроватки, пеленок, велосипедов. И вот теперь, спустя может десять, а может и все пятнадцать лет, плитка, наконец, была уложена и ванная комната приобрела, как говорила мама, благопристойный вид.
Читать дальше