Алексей Мальцев - Призрачно всё...

— Ничего, Савелий. Твои координаты внесены в память бластеров, все сделают за тебя. Насколько я помню, тебя в твоей прошлой жизни ничего не связывает?

— Вроде бы ничего, — не слишком уверенно прозвучал ответ.

— Зато в новой тебя ждут блестящие перспективы, — словно рапортуя о проделанной работе, чеканил «Левитан». — Будущее, о котором можно только мечтать.

— Вроде вы, дядя Кло, в нашем времени совсем недолго шкандыбаетесь, а словечек понабрались…

— Ну, совсем немного. Например, значение глагола «шкандыбать» я не знаю. Как видишь, место 4Lв салоне пустует, это твоя работа. Ты вмешался, можно сказать, в причинно—следственную связь. Этот парень, хирург-косметолог, должен лететь, а он не летит, и останется жить, в отличие от этих. Мы потом поправим эту несправедливость, но пока ты создал так называемый причинно — следственный вакуум. Он висит, как пауза в компьютере… Пока он висит, вероятность последствий ноль целых восемь десятых сохраняется. В том числе и для нашего времени.

— Дядя Кло, а спасти этих несчастных никак нельзя? Они ведь ни в чем не виноваты…

— Никак, — отрезал стальной голос диктора. — Одного спасли в своих интересах, так и то — рискуем по-черному. А спасем весь самолет, это что же в будущем будет, ты представляешь? Только-только с божьей помощью избежали одной планетарной катастрофы, хочешь тут же вторую заполучить? Они приговорены, Савелий, пойми ты, на небесных часах для них уже стрелки переведены. И заказано, кому направо, кому налево…

Евдокия закричала в микрофон что есть мочи:

— Пермь, ответьте Фаэтону, ответьте Фаэтону. Кто на связи, прием!

Ее будто не слышали. Голоса продолжали мирно беседовать:

— Мне жаль их, дядя Кло…

— Они ничего не знают, их смерть будет легкой и недолгой, — менторски разжеыввал несокрушимый «Левитан», — Вспыхнут подобно бенгальским огням, и все. Вот если бы знали — тогда им не позавидуешь. Смотри на проблему философски: надо отдавать себе отчет, что ты можешь предотвратить, а что не можешь. Во втором случае даже пытаться не стоит.

Прокричав еще несколько раз позывные в эфир, Евдокия едва успела сорвать с головы наушники и глубоко вдохнуть, чтобы не «грохнуться» в обморок. Второй пилот, Казимирыч, одной рукой держал штурвал, другой тер глаза, словно кто-то ему туда сыпанул песку.

При упоминании о месте 4LЕвдокию затрясло так, что она не могла толком ничего произнести. До нее мигом дошел зловещий смысл услышанного. Если бы не прозвучало место, на котором должен был лететь голубоглазый брюнет, она могла все это обозвать бредом, слуховой галлюцинацией, как угодно. Но теперь, когда призрачные голоса этот бред так жестко «привязали» к реальности, в груди девушки поднималась паника, в крови закипал адреналин, и с этим ничего уже нельзя было поделать.

В довершение ко всему самолет тряхнуло так, что в отсеках послышался звон битой посуды, а в кабину заглянула насмерть перепуганная Элечка:

— Что происходит?

Увидев зареванную Евдокию и пьяно улыбающегося Палыча, она все поняла, но предпринять ничего не успела: произошел третий, самый мощный толчок.

Вся в отца…

Изабелла Юрьевна долго еще сидела возле кровати дочери, промокая платком глаза и мысленно повторяя эту фразу. Вспоминая свое давно промелькнувшее кратковременное замужество, после которого осталась лишь саднящая в груди досада да родное, горячо любимое существо, посапывающее сейчас перед ней и периодически вздрагивающее во сне.

Вся в отца! Кроме того, что являлась точной копией бросившего ее мужа, Кристина так же предпочитала рубить с плеча, совершать безоглядные поступки. И говорить правду в глаза, о которой частенько впоследствии жалела.

«Даже спит так же, как он, — подумала про себя Изабелла Юрьевна, — глубоко и нервно. Иногда всхлипывает, даже вскакивает ночью. Особенно в последние дни».

Не посоветовавшись с матерью, Кристина сделала аборт. Изабелла Юрьевна была категорически против брака дочери с диабетиком… Поплевко, кажется, его фамилия. На то она и мать!

Что хорошего из этого могло выйти? Она высказала дочери все, что считала нужным. Выплеснула на девочку… что на душе было. А девочка, не долго думая, пошла и сделала аборт. Назло матери, назло всем. Что хотела доказать, кому? Вся в отца.

Изабелла Юрьевна взглянула на часы, поднялась и медленно вышла из комнаты дочери. Стрелки приближались к двенадцати, когда женщина, накапав в стакан валерианки, направилась в свою комнату.