Бернхард Шлинк - Три дня

— Про хижину в Оденвальде полиции сообщила Кристиана.

Хеннер остановился и посмотрел на Маргарету:

— Кристиана?

— Я думаю, что поэтому она и вылила тебе на брюки кофе. Чтобы ты не мог сказать Йоргу, что это был не ты.

— Но то, что я не успел сказать ему за столом, я все равно должен буду сказать потом.

— Ты считаешь, что должен?

— Ты хочешь сказать…

— Возможно, Кристиана понадеялась на это. Возможно, она хочет поговорить с тобой, попросить тебя, чтобы ты этого не делал.

Хеннер ковырял носком ботинка землю, закидывая камешки в воду.

— Прямо какой-то театр абсурда! Сестра сдает брата полиции и хочет, чтобы друг брата потом сказал, будто бы это сделал он. Друг, которого она когда-то любила и которого бросила ради брата! — Он посмотрел на Маргарету. — Сказала тебе Кристиана, почему она его выдала?

— А она и не говорила мне, что выдала его. Но разве это не ясно? Она не вынесла постоянного страха за него. И хотела, чтобы его поймали врасплох, чтобы он не открыл стрельбу и его бы не застрелили. Она предала его из страха, из страха за него и потому что любила.

— Ну а я-то тут при чем?

Она попыталась прочесть по его лицу, говорит ли он так только от раздражения или от обиды. Он почувствовал ее взгляд и посмотрел на нее с улыбкой:

— Я правда просто не понимаю. В долгу ли я перед ней? Должен ли я ей помочь, потому что мне это ничего не стоит? Какую цену мне придется заплатить, если Йорг будет считать меня предателем?

Она смотрела на него удивленно, затем ее взгляд сделался насмешливым. Он этого не замечал. Он думал и продолжал рассуждать серьезно:

— Или я должен помочь Кристиане тем, что разоблачу ее перед ним, и тем самым она от него освободится?

— Или ты должен помочь Йоргу тем, что освободишь его от нее?

Хеннер уловил в ее голосе сарказм:

— Что не так?

— Прекрати! Ты только вконец запутаешься. Поступай как тебе хочется, а уж то, как с этим поступят Кристиана и Йорг, пускай будет их дело. Ты ведешь себя так, словно перед тобой не люди, а арифметическая задачка, которую ты можешь решить.

Он снова побрел по берегу, она шла рядом, не отставая. Хотя он не желал признавать, что обижен, но обида была тут как тут. Когда они остановились, она не убирала своей руки, продолжая держаться за него. Теперь он сделал было движение, чтобы отнять у нее свою руку, но она не отпустила.

— Э нет, так нельзя! Сначала ты должен довести меня до скамейки, а потом оттуда домой. — И со смехом добавила: — Можешь попутно выражать свой протест.

После завтрака Ильза собиралась писать. Взяв тетрадку и карандаш, она отправилась к ручью, но еще издалека увидела, что на скамейке сидят Маргарета и Хеннер. Она обошла их, сделав большой крюк через лес. Когда она снова вышла к воде, ручей оказался вдвое шире, — вероятно, где-то в промежутке между этими точками в него вливался другой ручей. Под прибрежной ивой стояла причаленная к берегу лодка, прикрепленная цепью к дереву. Ильза села в лодку и раскрыла свою тетрадь.

Наконец все закончилось. Подкупленный товарищами служащий похоронного бюро выпустил Яна из кладовки и отдал ему сумку.

— Перелезешь через ограду, ворота заперты.

Было темно. Спотыкаясь о надгробия, Ян выбрался к каменной ограде, вскарабкался на один из могильных памятников, вделанных в стену, и залез наверх. За стеной он увидел слабо освещенную улицу, по другую сторону которой тянулись сплошные сады, все дома стояли далеко в глубине садов, выходя фасадами на параллельную улицу. Вот и началась его новая жизнь! Он бросил вниз сумку и соскочил на дорогу.

Нет, много написать до завтрака Ильза не успела. Зато она приняла решение. Она решила во что бы то ни стало узнать правду. Либо она найдет в себе силы писать о стрельбе, о бомбах, о человекоубийстве и смерти, либо навсегда распростится с этим проектом и займется чем-нибудь другим. Вместе с решимостью сделать попытку пришло и желание справиться с поставленной задачей — не только с тем, чтобы об этом написать, но и с тем, чтобы представить это в своем воображении. Содрогаясь от ужаса, Ильза начала наслаждаться этими фантазиями: мысленными картинами взрыва, от которого взлетает на воздух автомобиль, воображаемым полетом пули, которая, пробив оконное стекло, поражает жертву, швыряя ее об стену, зрелищем приставляемого к затылку пистолета и спускаемого курка.

Он двинулся вперед по улице, миновал несколько припаркованных машин, нашел среди них старую белую «тойоту», разбил камнем стекло, сел, соединил провода зажигания и поехал. Это был его город, где он все знал. Выбравшись на автобан и влившись в поток машин, он открыл сумку и просмотрел ее содержимое. Ему вложили туда немецкий паспорт, пачку денежных купюр по пятьдесят марок, пистолет с патронами, записку, на которой были проставлены дата, время и номер телефона. Он должен будет позвонить завтра в семь утра; он заучил номер телефона, порвал записку на мелкие кусочки и выбросил обрывки по одному за окно, где они унеслись по ветру. Доехав до гостиницы, он поставил свою машину на краю парковочной площадки, снял на ночь номер и сказал, чтобы его разбудили в семь часов.