Елена Чижова - Орест и сын

Она поднялась и села за стол. Решение было трудным. Ксения открыла обожженную страницу и начала от самого верха. Шевеля губами, она читала то, что сохранилось: “Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал убить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал у волхвов…” “Ирод. — Ксения вспомнила. — Тетя Лиля сказала: “Ишь, дергается, ирод!” Бил кнутом. Сына своего убил. Сейчас, сейчас я все угадаю...”

Убитые младенцы, похожие на ангелов, клонили мраморные головы. “Получается. — Ксения прижала к груди кулаки. — Все получается. В нашей семье умирают мальчики... Мама просто не знает. Их убили всех — от двух лет и ниже, — она повторила на память, — значит, до новорожденных. Мама на могилы не ездит. Тете Лиле не отдали в больнице”. Все смыкалось, собиралось, лепилось в одно. Ни расцепить, ни разжать. “…Осмеянный волхвами... выведал у волхвов...”

Ксения терла щеки быстрыми ладонями. Оставалось узнать, кто такие — волхвы? В первый раз за всю ее жизнь с ней происходило это: отражение... отсвет... Короткие вспышки пронзали Ксеньино небо. “Если Ирод выпытал у них, значит, он знает. Здесь написано. Отпереться не посмеет. Пойду и спрошу у него сама”.

Трубку взял Чибис. “Ты где?” — он спросил испуганно. “Внизу. В автомате. Я подумала — давай сегодня. Можешь прямо сейчас?” — Инна старалась покороче. “Да, — он помедлил. — Могу. Конечно. Поднимайся”. — “Нет. Я — здесь. Не забудь бутылку”.

“Отца не встретила?” — “Нет”. — “Странно, — Чибис озирался, — вышел только что. Старые пальто поснимал… Сложил на сундук”. В черном мешке набухала тараканья бутылка.

“Все взял?” — “И вот еще”. — Он отвернул полу. Из внутреннего кармана торчал футляр, расшитый кожаными полосками. “Нож. Отца. На всякий случай”. — “На войну собрался?” — Инна не сдержала насмешки. Чибисовы щеки разгорелись. “Может, рыть придется”, — он буркнул.

“Кладбища вообще-то за городом”. Они сели в автобус. “Там и похоже на загород: все какое-то...” — Инна вертела рукой презрительно. Чибис глядел на невские дворцы. “Адреса нет. Но я запомнила. Рядом с Московскими воротами”.

“А! — Чибис обрадовался. — Тогда я знаю. Отец говорил, их когда-то там разобрали — он еще маленький был. Дед водил его смотреть”. — “На обломки?” Увлекшись, Чибис не расслышал: “Отец говорил, простояли сто лет. Я не помню, в честь войны какой-то... Там еще застава была. Они говорили — рогатка”.

Водитель объявил Московские ворота. “Слушай, я вспомнила. Нам в музее рассказывали: из плит надолбы делали — противотанковые. Немцы шли оттуда”. — Она махнула рукой вдоль проспекта. Из крыши ворот торчали пучки оружия: мечи и пики, связанные в венки.

Дома по сторонам проспекта были неказистые — слева кирпичные, похожие на фабричные корпуса, справа жилые. Чибис думал: окна как обрубки. За пустырем, огороженным железной сеткой, свернули в переулок. Инна вела уверенно. За торцом двухэтажного дома открылся поваленный пролет. Дальше — первые склепы. “Ух ты!” — Чибис замотал головой.

“Где написано — не тронем. Найдем пустые”. — Инна шла вперед — в дальний угол. Белый ангел, неловко сложив крылья, сидел в изголовье искромсанной плиты. Ангел глядел мимо. Проследив его взгляд, Чибис увидел другого — сидевшего в аллее. Долгим взглядом неловкий ангел передавал их терпеливому.

“Где теткин камень?” — “Зачем тебе — теткин? Лучше вообще на стенах: поместится больше. Лестницу бы еще. — Инна выбирала склеп. — Нет. Уви-дят — сотрут”, — она раздумывала. “А если — внутри? — Чибис хлопнул по карману. — Там и писать ниже, и не увидит никто!”

Они заглянули осторожно: куча щебня и доски. Чибис вошел. “Гляди, лесенка!” За досками, приткнутыми к стене, виднелись поперечные перекладины. “Выносить?” — Чибис обернулся с готовностью. Снова, как в тараканьем доме, начиналась уборка. Носком сапога Инна расшевелила щебень: “Давай по полу растащим. А потом доски сверху — сколько хватит”.

Щебенка раскатывалась ровным слоем. Доски ложились вдоль стен — встык, как плинтусы.

“Постро-оили”. — Инна перевела дух. Чибис кивнул. Он поднял лестничку и, приставив к стене, покачал жердины: “Ничего. Прочно. Я влезу, а ты диктуй”. — Он вынул сложенные листы и зажал в зубах кисть.

Столбец дошел до границы света, Чибис начал новый — сверху. “Ну как? Ровно? Смотри”. Лестница мешала обернуться. Прижав пальцем продиктованный номер, Инна отступила: “Ровно. Хорошо. Так и держись рубца”. Кисть садилась на основание, словно окуналась в камень.