Вадим Фролов - Что к чему...

«Я, конечно, выслушаю тебя, – говорил батя, – и может быть, что-нибудь посоветую, но имей в виду: грош цена человеку, а тем более мужчине, если он сам не может разобраться в своих делах».

Я ужасно не хотел, чтобы мне, как человеку, а тем более мужчине, была грош цена. Но вот тут мне показалось, что именно такой крайний случай наступил. Как оказалось через несколько дней, я ошибался, – все это были детские игрушки по сравнению с тем, что мне вскоре пришлось испытать. Но я-то тогда еще не знал и решил вечером поговорить с батей.

Он пришел поздно – заходил к Нюрочке; ей стало еще лучше, и батя был довольно спокойный. Совсем спокойным он теперь не был никогда. Мне все время казалось, что его гложет что-то, – уж больно часто он сосал свою трубку. А что с ним, я спросить не решался, – соберусь было, но он как будто сразу догадается и примет такой вид, что у меня отпадает вся охота спрашивать.

– Мне с тобой нужно поговорить, – сказал я бате, когда мы кончили ужинать.

– О чем? – спросил батя, и мне показалось, что он насторожился.

– Да так, кое о каких своих делах.

– Назрела необходимость?

– Ага.

– Ну, давай.

Батя сел за свой стол, а я принялся ходить по комнате и все не знал, с чего начать.

– А ты начни с чего-нибудь попроще. Но вообще-то имей в виду, что грош цена человеку, а особенно мужчине, который…

И т. д. и т. п.

Я пропустил мимо ушей эту его знаменитую фразу и вдруг спросил:

– Батя, а тебе сколько лет было, когда ты начал с девчонками целоваться? – и схватился за голову – о чем это я, вот осел: хотел же совсем о другом говорить, и вдруг – на тебе! Видно, здорово засела мне в голову эта Лелька…

Батя крякнул и внимательно посмотрел на меня. Хорошо еще, что он не засмеялся, – если бы он даже только улыбнулся, я бы, наверно, провалился сквозь землю.

– Ну, рассказывай, – сказал он.

И я, красный как вареный рак, заикаясь на каждом слове, рассказал ему про Лельку.

– Эт-то… очень плохо? – отдуваясь, спросил я под конец.

Вопрос, конечно, дурацкий, но что-то мне надо было спросить, иначе зачем бы я рассказывал. Батя сидел, отвернувшись от меня, опершись лбом на руку, и шея у него была красной.

«Вот, даже смотреть на меня не хочет», – подумал я и еще раз обозвал себя ослом.

Наконец он повернулся ко мне: вид у него был очень серьезный, но лицо как-то странно кривилось – как будто он хотел чихнуть, но никак не мог.

– Вообще-то, – сказал он, – о таких вещах не очень принято рассказывать. Я, например, никогда и никому не рассказывал о таких вещах, но раз уж ты… хмм… удостоил меня своим доверием… – Он встал из-за стола и тоже начал ходить по комнате – …Раз уж ты рассказал, то… Послушай, а… ну, она тебе… нравится, что ли?

Я замотал головой.

– Не понимаю, – сказал батя и рассердился. – Да ты не финти. Нравится – так и скажи.

– Нет, – сказал я, – то есть… нравится, но…

– Ага, понимаю, – сказал батя. – Тогда это плохо. Совсем не обязательно лезть со своими поцелуями к человеку, который тебе нравится. Но…

– Не буду я с ней больше целоваться… – пробурчал я.

– Почему? – спросил батя и засмеялся. – Это ведь, наверно, весьма… приятно?

– Приятно, приятно! – заорал я. – Я к тебе как к человеку, а ты мне мораль читаешь, да еще издеваешься… Конечно, приятно… Будто не знаешь?!

– Ты не сердись, – сказал батя. – Ты от меня совета ждешь, а я, пожалуй, тебе тут никакого совета дать не могу. Поступай так, как тебе подскажет разум и… сердце… Парень ты неглупый, и сердце у тебя, по-моему, тоже есть.

– Спасибо, – буркнул я.

Тут уж он разозлился всерьез.

– А ты что хочешь, чтобы я тебе рецепты на все случаи жизни давал? – сказал он сердито. – Не дождешься! Но раз уж случилось – что ж, теперь всю жизнь и слюнявить это дело? Не по-мужски это. Единственно, что я могу тебе сказать: в любой, даже самой сложной ситуации надо быть прежде всего чело-ве-ком, а не скотом.

Он помолчал, а потом, как-то хитро прищурившись, спросил:

– Слушай, а как же ты теперь с Наташей-то?..

Вот черт! Откуда он знает? И как это он догадался, что меня волнует больше всего именно это?

– Ну, уж это мое дело, – гордо сказал я.

– Вот это правильно! – почему-то довольный, сказал батя. – Значит, с этим вопросом все? Тогда спать!

– Спать, – сказал я и вздохнул с облегчением.

Я пошел спать и, когда уже разделся, подумал, что хотел-то я с отцом посоветоваться, что нам делать с письмом, которое получила Капитанская дочка от кого-то из нас, а скорее всего – от Валечки. Вот тут-то батя помог бы больше – в таких делах взрослые лучше нас разбираются, хотя иногда тоже путают здорово. Мне не хотелось идти: опять скажет – сам разбирайся, но я подумал, что тут уж не только мое личное дело, а всего класса, и надо же посоветоваться с умным человеком, а то мы еще сгоряча таких дров наломаем…