Евгений Титаренко - Минер

Это не нам. Но я жду, что сейчас услышу: «КВАДРАТ…» И нервы мои напрягаются.

Экран локатора чист. Противник незрим для меня. От этого волной подступает бешенство.

Я всем телом ощущаю вой ветра за железной стенкой фургона, и, наверное, впервые у меня мелькает мысль о смерти: я не хотел и не думал умирать! Моя жизнь еще вся впереди, и на своей земле, в своей ночи — я один ей хозяин!

Рука задеревенела на рукояти.

— Квадрат восемь-а…

— Квадрат девять…

Странное чувство одолевает меня от этого ровного голоса: будто бы все мы накрепко связаны — через проливы и скалы, от побережья к побережью… И где-то стынут холодные пока стволы, чтобы вдруг полоснуть огненными трассами небо… И бешено вращаются радары, просматривая горизонт на сотни километров вокруг. И, как зацепенели мои пальцы на рукояти, цепенеют на штурвалах руки перехватчиков, напряженно слушающих в шлемофонах голос Неизвестного…

— Квадрат девять-три…

— Квадрат девять-четыре…

Я случайно глянул в решетчатое окошко и увидел Минера. Он стоял, засунув руки в карманы канадки. Распахнутые полы ее трепал ветер. Козырек фуражки надвинут до бровей, потухшая сигарета…

Он глядел в небо. И вспухли желваки под туго обтянутой кожей, а всегда отсутствующие глаза были напряжены и буквально полыхали от какого-то внутреннего ожесточения.

Вы не представляете, до чего может измениться вдруг человек. Это был совсем другой Минер — не тот, что жил с нами раньше. Мне показалось даже, что он видит сейчас небо дальше, чем мы просматриваем его локаторами… Это, конечно, мистика, но тогда мне показалось что-то такое.

Затянувшаяся тишина в наушниках давила.

И я понял ту ненависть, о которой говорил Разведчик…

Минута… две… три…

— Отбой боевой тревоги!

Я откинулся в кресле.

«Надо спокойней, так можно и сплоховать…»

Я вдыхал воздух всей грудью, как будто позади был бой, а не короткая готовность к бою…

Где он сейчас, этот незримый враг? Впрочем, уйти ему не удалось, кто бы он ни был.

— Алло! — Это Старший Лейтенант с пеленгатора. — Снаряды не забыли на этот раз?

Отзываюсь:

— Ты разве еще не в Ницце?

Снимаю наушники.

Минер — опять безучастный, как всегда, — застегнул канадку, потом вынул изо рта намокшую сигарету и бросил ее в снег.

Все в порядке, Минер. Все спокойно, значит, все в порядке. И если сегодня ничего не случилось, в этом есть доля твоей заслуги. Если ничего не случится завтра, в этом тоже будет огромная доля твоей заслуги и маленькая доля — моей. Значит, не напрасно прожил ты свои тридцать семь лет. Значит… не напрасно живу я.

До казармы мы идем молча, не обменявшись ни словом.

А в кубрике новость: какой-то ханурик избрал по тревоге самый кратчайший путь на батарею, выпрыгнул в окно, а закрыть его, понятное дело, времени уже не было. И на подушках, одеялах, простынях лежал искристый налет снежной крупы. Хорошенькое дело — обогреться после тревоги.

Пытались найти «преступника», чтобы наказать, но не нашли.

Рассказ мой подходит к концу. И, наверное, потому в нем все меньше последовательности…

Вдобавок, знаете… кажется, я тоже отвык от Большой земли.

Вы не слышали, существует такая болезнь: «Северное сияние»?..

А по-моему, существует. Достаточно пробыть в Заполярье три-четыре года, и уже не верится, что можно жить как-то иначе — без этих сопок, без ветра с океана… Я знаю, что люди всюду врастают в землю. Но как врасти в камень? И все же Арктика затягивает, затягивает намертво — так, что уже перестаешь быть сам по себе, отдельно от нее, а словно бы становишься кусочком ее природы. Как тот Президент…

Я еще не говорил вам о Президенте? Ну! Его нельзя обойти. Была такая личность на нашем побережье. Подобной вы во всем мире не сыщете.

Только почему — «была»? Есть! Президент бессмертен, и в этом одна из его загадок.

Собачья упряжка, берданка, спальный мешок, летные унты и старинный матросский палаш на боку — это, по-моему, все, что у него было помимо обыкновенной одежды ненца, чукчи или эскимоса — национальности его никто не знал. Но он свободно говорил по-русски, и даже люди, прожившие в Заполярье по двадцать — тридцать лет, видели его всегда одним и тем же: с быстрыми глазами в узких щелках разрезов, с коричневым, вдоль и поперек иссеченным морщинами лицом, с железной хваткой руки.

Легенда утверждала, что он не стареет и не меняется с тех пор, как лет двести назад встретил здесь первых русских землепроходцев и взял их под свое высокое покровительство. Никто не знал его имени. Он был Хозяином Побережья, Президент, и, время от времени объезжая своих подданных, величал себя только так.