Кен Кизи - Демон Максвелла

Бедная старая жаба! На что она может надеяться при таких взглядах? Как говорил папа: все зависит от того, что ты говоришь. Не знаю. Окликаю ее и сообщаю, что в холодильнике есть бутылочка вина.

Я заполняю ванну горячей водой и залезаю внутрь. «Поющие Брассы» – ну надо же! Первый и единственный раз я их слышала, когда Лена вышла замуж за Даниэля и уехала из дома. Я так плакала, что Эмерсон повез меня к ней в Арканзас. На обратном пути, проезжая через Колорадо, мы заехали в Сад Богов, где выступало все семейство Брассов. После этого Эмери стал дьяконом Эмерсоном Topo Уиттиером и стал ездить по религиозным встречам. Я всегда отказывалась от этих поездок под предлогом, что кто-то должен присматривать за фермой. А когда дом сгорел и мы перебрались в город, мне пришлось искать другие доводы, например, что он так плохо водит машину, что у меня начинается икота. Это, кстати, полностью соответствовало действительности. Но дело, конечно же, было не в этом. Дело было в суете – беготне туда-сюда, поездах, автобусах, самолетах и остальных видах транспорта. В настоящую минуту мои адвокаты поставили меня в известность, что я буду терять по шестьдесят пять долларов в месяц из-за того, что отказалась лично съездить в Литл-Рок и подписать там какие-то бумаги. Меня это не интересует. «Вспомните о лилиях – они не прядут», – говорю я, слыша при этом, как хлопает сначала дверца холодильника, а потом – крышка моей хрустальной конфетницы. Бедная старая жаба. Когда я надеваю халат и выхожу из ванной, телевизор орет на полную мощность. Мисс Лон уже отбыла с большей частью конфет, которые я собиралась отвезти детям на ферму.

Я узнаю свое средство передвижения в тот момент, когда оно сворачивает на стоянку. Даже с высоты восемнадцатого этажа без всякого бинокля я различаю огромный автобус с блестящими хромированными частями и пурпурным летящим крестом на боку. Когда я подношу к глазам бинокль и фокусирую линзы, то понимаю, что это птицы, прекрасные пурпурные птицы. Он сворачивает на автобусную стоянку и открывает переднюю дверцу из которой появляется мой внук. Я его мгновенно узнаю по высокому блестящему лбу – еще одна черта, унаследованная от деда.

За ним колобком выкатывается тип из Лос-Анджелеса по имени Отис Коун. Это маменькин сынок-переросток, он из всей компании внука производит на меня самое неприятное впечатление. Вот и сейчас он смотрит на Тауэрс с таким видом, словно собирается его купить. На голове у него маленькая черная шапочка, а на талии ремень с ножнами. Он вытаскивает из них длинный меч и принимается на виду у всех размахивать им над головой. Единственный его плюс заключается в том, что как только у нас начинаются осенние дожди, он тут же уезжает в свою южную Калифорнию и сидит там, пока они не прекращаются. То есть, слава Тебе Господи, большую часть года. Видя, как он кружит вокруг Девлина со своим мечом, я говорю себе: «Ага, так вот кто меня напугал по телефону!»

Затем из автобуса появляется третий персонаж. Здоровенный детина, весь в белом, как араб. На него стоит посмотреть! Я пытаюсь разглядеть его в бинокль, но лицо расплывается. К тому же такое ощущение, что его окружает какой-то водоворот. Он выходит из автобуса и проплывает мимо одновременно быстро и медленно, останавливаясь в пространстве, снова начиная движение и постепенно раскрываясь как цветок. Рядом с ним мальчик, тоже в белом – в шортах и рубашке. Они оба чернокожие. Он сажает ребенка на плечи и следует за Отисом и моим внуком, удаляющимися в сторону входа в здание. Могу себе представить реакцию медсестры, регистраторши, отрывающей взгляд от своего «Органического садоводства», и всех остальных присутствующих в холле. Могу поклясться, там наступает такая тишина, что даже стук шашек прекращается.

Я едва успеваю вытащить из волос последнее бигуди, как в дверь раздается стук – два коротких, длинный и еще два коротких.

– Скорее, Варюшка, за нами гонятся! Надо уничтожить микропленку!

Естественно, это придурок Отис. Мне даже страшно подумать, что было бы, если бы он выкинул этот номер перед дверью мистера Фаерстоуна. Я через цепочку открываю дверь и вижу что у него в руках театральный деревянный меч, выкрашенный серебристой краской. На нем мешковатые штаны с заплатами и расстегнутой ширинкой.

– Прошу прощения, я уже отдала все свое барахло Армии спасения, – говорю я и делаю вид, что собираюсь захлопнуть дверь. Все смеются.

– С днем рождения, – обнимает меня Девлин. – Помнишь Отиса Коуна?