— Нормально сложатся, Андрей…, можно просто Андрей?
— Конечно, можно, — обрадовался тот.
— Так вот, Андрей, я знаю, что Коридзе не очень-то любят из-за его кажущейся излишней жёсткости. Я это хорошо знаю, но это не совсем так. Он не столько жёсткий, он скорее…, как бы это правильно назвать? Он буквоед что ли, он строго следует каждой букве Устава, он педант в этом отношении. Но если это допустимо с подчинёнными солдатами, то с подчинёнными всех служб, которых у него буде теперь много — это не пройдёт, не годятся такие отношения для нормальной работы. Он и сам это вскоре поймёт. Но ему нужно будет помочь.
— Помочь старшему лейтенанту!? — изумился Морозевич.
— А что в этом такого удивительного? Не предлагать ему в открытую помощь, это для него недопустимо, а просто тихонько помогать осваиваться со службами, не отталкивать его, не держать дистанцию. Ему сейчас несладко придётся. Кроме ваших служб ему ведь подчинены службы, от которых зависит нормальная работа военнослужащих, то есть напрямую связана с боеготовностью всех подразделений, а это очень серьёзно. Он, конечно, будет больше внимания уделять им, а не вашим службам. Почему я планёрки с вами проводил уже в нерабочее время, да потому что в течение дня мне с головой хватало работы по службам военным. Кроме того, Коридзе, кадровый офицер, он не заканчивал технических ВУЗов, а потому мало что знает обо всех ваших системах. Но вот только не нужно делать упор на это незнание и ставить себя выше него. Он, вообще-то, хороший человек. Но он ещё и грузин. А грузины обиды не прощают, но вот за добро стараются отблагодарить в десятикратном размере. И Коридзе в этом плане не исключение. Он хорошо почувствует вашу расположенность к нему, вашу негласную помощь и всё поймёт. Но не вздумайте ему сказать или даже показать своим видом, что он ничего в том или ином вопросе не понимает. Не вздумайте насмехаться над его, возможно, неверным суждением о том или ином предмете, хорошо знакомом вам. Не ставьте себя познаниями выше его, помогайте разобраться в тонкостях вашего дела.
— Большое вам спасибо, Борис Михайлович, за такой инструктаж. Вот уж не думал я о Коридзе в таком плане.
— Я говорю это только вам, Андрей, потому что знаю — вы правильно поймёте всё. А Кирзонян или даже тот же Горшков вряд ли поймут. Виталий хотя и молодой, но тоже с гонорком.
— Да, — протянул Андрей. — Ещё раз повторю — как жаль, что вы уезжаете.
— Знали бы вы, как мне то жаль отсюда уезжать, но вам этого не понять.
— Почему не понять?
— Вы это поймёте гораздо позже, когда будете тоже возвращаться в Союз после трёх или, наверняка, четырёх лет работы здесь в ГСВГ. И чем дольше вы здесь проработаете, тем больнее будет отсюда уезжать. Вам пока что неведомо такое чувство, как ностальгия. Но не обычная, а несколько странная ностальгия. Ведь слово "ностальгия" трактуется как тоска по Родине. А здесь тоска по чужой стране. Странно, да? Но, тем не менее, это так.
Лукшин как-то горестно скривился и умолк, а Морозевич подумал о том, что он уже вторично слышит упоминание о такой ностальгии. Первый раз после рассказа жены Леонида в школе в июле прошлого года, и вот теперь от майора. Но там речь шла больше о детях, и их можно было понять, а здесь уже всё более серьёзно.
— Знаете, Андрей, — продолжил Лукшин, — я до ГДР служил в трёх местах на территории СССР, но ни в одно из них мне возвращаться не хочется, и не потому, что там плохо было жить или плохие были климатические условия. Просто ничем мне эта служба не запомнилась, хотя и друзей там у меня было побольше, нежели здесь. А вот отсюда мне просто не хочется уезжать. И, повторяю, дело совсем не в том, что условия жизни здесь значительно лучше, чем в том же Приморском крае. Дело в том, что это совершенно другие ощущения — знакомство с жизнью и бытом ранее совершенно незнакомой тебе станы, её познание, привыкание к ней, к её людям, неоднозначное порой общение с ними и прочее. Эти года невозможно так вот просто вычеркнуть из памяти. И это свойственно всем, кто здесь служит или работает. Я видел, как уезжали в Союз мои коллеги по службе, и все они испытывали нечто похожее. Ещё не уехав, они уже хотели вернуться сюда. А ведь не у всех здесь служба шла гладко. Но это забывалось, а вот тоска по службе здесь оставалась. А с годами, как мне говорили, да и сам я это понимаю, это чувство будет только нарастать. Это и тоска по сослуживцам, которая почему-то в Союзе не так ощущалась, и, главное — это совершенно новые эмоции, ощущения, приятные воспоминания. Даже те, которые на самом деле не были такими уж приятными: они уже смотрятся совершенно через другую призму — призму времени и кажутся тебе просто небольшими приключениями, а все неприятности забываются. Жёны офицеров вообще рыдают, не желая уезжать. Но мы то все едем на свою Родину. Понимаете, на РОДИНУ! А тоскуем совсем о другой. Странное это чувство, Андрей. Но и вы его познаете, я в этом уверен.
Читать дальше