Александр Ройко - Жизнь щедра на сюрпризы

Этот его пример все поняли прекрасно, и больше никто ничего не говорил. Начали потихоньку расходиться по рабочим местам, но выводы, очевидно, были сделаны. В течение следующих двух ближайших месяцев никаких нареканий на служащих не было. Их даже не видели в городке в выпившем состоянии. Трезвенниками они, конечно, не стали, но, выпивши, по гарнизону не разгуливали. В средине того же дня к Морозевичу подошёл Пивовар. Они спокойно поговорили. Владислав, конечно, был здорово удручён, но держался достойно. В заключение разговора Морозевич сказал:

— Ты извини меня, Влад, что не удалось отстоять тебя, но это было невозможно.

— Да ну что вы. Чего вы ещё извиняетесь. Я сам во всём виноват. А то, что вы старались меня защитить, я прекрасно понимаю. Я знаю вас уже полтора года и понимаю, что вы не могли молчать. А, — он махнул рукой. — Так уж получилось. Я вот о чём хотел с вами посоветоваться, Андрей Николаевич, может быть, мне, пока ещё не поздно, попробовать пробиться к командиру и поговорить с ним? Как вы думаете?

— В твоём положении, на первый взгляд, вроде бы, хуже от этого не будет, — размышлял Андрей. — Но я думаю, что всё же не стоит.

— Почему?

— Во-первых, уже всё-таки поздно, не изменит Андреев своего решения. А, во-вторых, ты к нему не пробьёшься, тебя не пустят. Если же начнёшь к нему ломиться, то ещё хуже будет.

— А что может быть хуже?

— Запись в трудовой книжке. Сейчас что там могут написать: ну, "уволен за несоблюдение дисциплины", причём, я думаю, даже без слова "трудовой", ты ведь трудовой дисциплины не нарушал — так что, в общем-то, не такая уж и страшная запись. Не могут они написать ничего другого, да и Андреев, хотя и суров, но, всё же, человек. А вот если пробиваться к нему, как говориться, с боем, то представь себе, что тогда там могут написать. Да всё что угодно, особенно со зла, и ничего ты не докажешь. А тебе ведь небезразлично с какой трудовой книжкой ты продолжишь свою трудовую деятельность уже в Союзе.

— Да, вы, наверное, правы, — уныло протянул Владислав, и они стали прощаться.

Вечером на планёрке Лукшин сообщил о решении командира, а уже завтра утром Пивовар и Горбунов покинули пределы гарнизона. В тот же день перед очередной планёркой майор отозвал в сторонку Карамушко и Морозевича и с удивлением отметил:

— А вы оба оказались хорошими дипломатами. Неплохо вы придумали с этим импровизированным собранием — и людей успокоили, и не дали поводов для различных разговоров. Хорошо сработали.

ГЛАВА 17. Новые потери городка

То ли в силу того, что в городке наступило некоторое затишье, а случай со служащими повлиял и на военнослужащих (никто не хотел оказаться в подобной ситуации, хотя последним высылка в Союз грозила не так часто), то ли по другим причинам, но Андрею дальше январь мало чем запомнился. А вот февраль запомнился не только ему, но и многим другим. Наиболее он запомнился, начиная со второй декады месяца.

Андрей за делами совсем забыл о разговоре в декабре с Лукшиным по вопросу о приёме в партию, а точнее фразы майора о скором расставании. Но вот в начале февраля прошёл слух, вернее, даже, точнее сказать, не слух, а вполне реальное сообщение о том, что Лукшин по замене вот-вот уедет в Союз. И вот сейчас Андрей всерьёз загрустил. Он как-то раньше не замечал, что рядом с ним всё время находился этот человек. Они не были, да и, вероятно, не могли быть друзьями. Приятелями их тоже нельзя было назвать в силу их положения, социального статуса, возраста и прочего. Они просто вместе работали, плечо о плечо — именно так. И Лукшин как старший и более умудрённый жизнью с самого начала бескорыстно подставлял своё плечо, чтобы Андрей не завалился в сторону. Делал он это незаметно, ненавязчиво. Он поддерживал Андрея в его начинаниях, понимал его и, хотя знал Морозевича недостаточно, доверял ему. И это доверие помогало Андрею стать на ноги самостоятельно, а ведь до того опыта такой работы у него совсем не было. Лукшин порой мог довольно жёстко отчитать Морозевича (когда тот в чём-либо ошибался), но эта жёсткость была продиктована желанием недопущения серьёзных промахов. Лукшин защищал и выгораживал его в непростых ситуациях, а ведь мог этого и не делать — пусть бы тот набивал себе шишки и учился на собственных ошибках. Андрей интуитивно, а порой и осознанно со своей стороны старался отплатить зам. командира ОБАТО по тылу той же монетой. Просто дело было в том, что они понимали друг друга и верили друг другу. Это было так мало и, одновремённо, так много. Они в любых ситуациях не хитрили друг перед другом и не врали. Ранее Андрей как-то и не замечал, что бок о бок с ним находится такой бескорыстный наставник. Он ощутил это только тогда, когда понял, что теряет его. А ведь они никогда не встречались в неформальной обстановке, никто никогда не был в доме другого, за исключением того случая, когда Андрей поднял майора при аварии с котлом (и то Андрей был только в прихожей квартиры Лукшина). Да и была это производственная необходимость. Их ранги не предусматривали таких тесных контактов.