Паскаль Киньяр - Альбуций

Император говорил:

— Vinicius ingenium in numerato habet (Талант Виниция подобен наличным деньгам).

Я рассказывал здесь о лучшем из романов Квинта Атерия, слушая который Август обливался слезами. Атерий так никогда и не оправился после смерти своего сына Секста. Стоило заговорить при нем о сыновьях, о детях, о смерти, об игрушках или произнести слово «sextus», как он разражался рыданиями, и так было всю его жизнь. Когда он выступал с чтением упомянутого выше романа, голос его так дрожал и прерывался от горя, что ему пришлось исключить эту декламацию из своего репертуара. Август говорил:

— Квинт Атерий прекрасно демонстрирует нам, сколь важную роль скорбь играет в таланте («quam magna interim pars esset ingenii dolor»).

Император упрекал Квинта Атерия лишь в том, что он читает слишком быстро, и замечал по этому поводу:

— Haterius noster sufflaminandus est (He мешало бы иногда вставлять нашему Атерию палки в колеса).

Правду сказать, императору не очень нравилась торопливая, захлебывающаяся манера декламаций Атерия. Случалось, он насмехался над ним. Однажды двор облетело остроумное изречение: в своей декламации, где речь шла о нежелании раба оказать любовную услугу своему господину, Атерий провозгласил:

— «Impudicitia in ingenuo crimen est, in servi necessitas, in liberto officium» (Отсутствие стыдливости для человека свободного есть преступление, для раба — долг, для вольноотпущенника — услуга).

Император тотчас подхватил эту фразу, и ему стал подражать весь двор. Никто более не говорил: «Подставь мне свой зад», теперь спрашивали: «Non facis mihi officium?» (Не окажешь ли мне услугу?) Император перестал употреблять выражения «развратники» или «бесстыжие», заменив их словом «officiosi» (услужливые люди).

Он был человеком трусоватым, жестоким, красноречивым, просвещенным. Любил собственноручно выдавливать глаза. Ненавидел кирпичные постройки. Будучи хорошим знатоком литературы, никогда не полагался на суждения критиков или педагогов. Зато ему трудно давались языки. Но он с удовольствием посещал частные или публичные библиотеки, просиживая в них часами. Он горячо любил Рим, хотя сам коренным римлянином не был. Увлекался изучением старины, корней национальных традиций. Устроил судьбу двух своих внучек, Юлии и Агриппины, когда те еще не вышли из младенческого возраста, назначив им быть весталками и тем самым обрекая на девство. Отправляясь в сенат, Август имел обыкновение надевать под тогу панцирь.

Октавиан часто цитировал Восьмую книгу Аристотелевой « Политики», а именно те места, где Аристотель указывал, к каким средствам должен прибегать государь, дабы упрочить свою власть и утвердить в глазах народа свое могущество. Цезарь был еще жив, когда Октавиан читал в Греции Аристотеля. Он излагал его постулаты вкратце следующим образом: препятствовать назначению на важные посты тех, кто пользуется влиянием. Мешать подчиненным сближаться друг с другом. Способствовать тому, чтобы каждый из них питал страх и недоверие к другому. Мгновенно узнавать то, что говорится шепотом. Уделять внимание слухам и, не опровергая их напрямую, направлять в нужное русло, стараясь, чтобы они звучали туманно и угрожающе. Утвердить себя во всеобщем мнении как гаранта гражданского мира и согласия, как ревностного хранителя традиции, на коей зиждется власть и императорская династия, как защитника имущих против неимущих, а равно как защитника прав неимущих перед имущими, как символ национальной гордости, как опору для самых преданных. Вознаграждать без промедления, на месте, тех, кто доказал свою верность трону. Отвлекать внимание народа неожиданными пограничными стычками с соседями, не грозящими целостности страны. Возводить сооружения из камня, более долговечные, нежели человеческая жизнь, и оставляющие свой след в веках. Наносить врагам тысячи безжалостных ударов, проявляя, время от времени сердоболие в виде одного-двух громких помилований, дабы прослыть великодушным. К примеру: «Я пощадил Цинну. Сам не знаю, по какой причине. Впрочем, я ведь отнюдь не кровожаден и т.д.». Использовать себе во благо ненависть, что питают к вам другие, и отвращать ложное расположение тех, кто бесчестит вас чересчур лестными похвалами, как наемные клакеры или беззастенчивые подхалимы. Зарабатывать себе популярность щедрой раздачей подарков. Преследовать недругов всеми мыслимыми способами, дабы их ненависть не угасала, а сами они не теряли проворства, пускаясь на свои происки. Не питать вражды к умершим за то, что они погибли от вашей руки, к изгнанникам за то, что вы обрекли их на изгнание, к тем, кого приблизили к себе, — за то, что они опасны. Внимательно слушать женщин, ласково поглаживая им руки. Таковы были мысли, усвоенные Октавианом. То, что называл он мирным покоем, могло бы называться иначе — тишиною. Такая тишина годилась на то, чтобы заказывать поэмы и оплачивать их виноградниками. За пределами поэзии тишина была еще подобна еле слышному шепоту, который не мог больше исходить из уст мертвецов.