Владимир Соколовский - Твой день и час

Задерживать Балина все равно надо. И так дело приостановлено из-за того, что он скрывается от следствия.

Через неделю после появления Аньки с подругой с просьбой о «закрытии» дела сожитель так отметелил ее, что она попала в больницу. Выяснилось, правда, что Коскова опять явилась пьяная под утро — однако это уже не имело особенного значения: дело возбуждено, и данный факт лишь добавлял в него еще один эпизод, свидетельствующий об агрессивности преступника. Балина тут же решено было арестовать — но он исчез, и все попытки найти его были пока безрезультатны. Где вот он скрывается? Что намеревается делать? В принципе у Носова только два адреса, по которым он может находиться: Коскова и мать. По обеим тамошний участковый время от времени посылает внештатников — а толку нет. В то же время, по оперативным данным, Балин появляется в поселке. Пусть пощупают и сегодня… Вдруг повезет!

— Может быть, ты съездишь, Веня? — спросил Михаил у шофера-милиционера, когда неслись на «уазике» к участку Матусевича.

— Да съезжу, конечно! — отозвался старшина. — Как не помочь старому корефану! Кого задерживать-то?

— Женобой, истязатель…

— Алкаш? Этой публике надо давать по мозгам.

— Черт знает… У него, видишь, жена якобы гуляет еще…

— Вон чего! Тогда разбираться надо. У меня тоже была такая штука в прошлом году. Гляжу — баба сначала несколько рубах домой принесла. Потом брюки — тоже подстирать там, подштопать… Я тогда взял эти брюки вместе с рубахами, и на ее глазах ножницами испластал. Она в рев, в ругань, — а я ей спокойно: «Куда ходишь, там и стирай, и штопай. И себя при мне, при ребятах не позорь». Вот так надо их воспитывать.

— Ну и как, помогло?

— По крайней мере, чужой одежды я дома больше не вижу.

Ну, а насчет всего остального — баба есть баба, это хитрые бестии, ими черт крутит, в душу им не влезешь, они тебя всегда вокруг пальца обведут, да еще и надсмеются…

— Как отец-то твой, квартиру не получил еще?

Престарелый Венин отец жил один в какой-то немыслимой по своей трущобности каморке в деревянном доме с печным отоплением. Там было сыро, в углах заводилась разная нечисть. Однажды на дежурстве шофер рассказал об этом Носову, и следователь предложил: «Давай напишем письмо в Москву, в Комитет ветеранов войны. Давай, не жмись! Я сам сделаю, ты только объясни, как там и что — жилищные условия, где воевал, есть ли ранения, какие награды, имеются ли благодарности от Верховного. И пошлешь заказным письмом. Палкой в лоб никто не ударит, а польза может выйти». И вот недавно старшина сказал: письмо вернулось в горисполком с какой-то сопроводиловкой, на дом к старику приходила комиссия — кажется, дело сдвинулось.

— Обещают, вообще-то… может, к дню Победы дадут. Это ведь ты все сделал, Миша. Храни тебя Бог! Давай-ко приди как-нибудь ко мне в выходной — я винца возьму, закусочки хорошей наделаю…

— Ты давай себе квартиру пробивай теперь! Шестнадцать лет на очереди — мыслимо ли?

Машина остановилась. Участок Матусевича располагался внизу двухэтажного барачного здания и был большой, довольно хорошо обустроенный — его отвоевал когда-то первый здешний участковый, Финкельман, который на этом посту сумел дослужиться аж до майорского звания. Тот на участке дневал и ночевал, вообще был бравый служака. И для своего ничтожного образования — у него был всего-навсего один законченный перед войной курс техникума — сделал все-таки неплохую карьеру.

Гришин же предшественник, лейтенант Петя Прошкин, отбывал в настоящее время срок в колонии для работников правоохранительных органов. Как-то Анна Степановна, будучи дежурной, выезжала на стройку, к подготовленному для сдачи дому. Рабочие и мастера обнаружили, выйдя на смену утром, что откручены смесители у многих ванн и умывальников, вскрыт и разграблен ящик с электроаппаратурой, да и напакощено изрядно: разбиты стекла, лампочки, повреждены двери. Ущерба — только от кражи — насчитали около трехсот рублей. Тут же бегал поднятый из дому Петя, разбирался, опрашивал… А через пару дней установили, что Петя-то все и натворил, с двумя дружинниками, выйдя вечером, после дежурства, из своей резиденции. Они там, оказывается, выпили на троих две бутылки водки, и выяснилось, что кому-то из дружинников позарез нужен смеситель. От замысла перешли к делу — и Прошкин тоже поперся на стройку, и тоже отвертывал, прятал по карманам, крушил… В отделе его жалели: парень он был неплохой, компанейский, умел работать с контингентом, считалось, что финкельмановский участок перешел в надежные руки…