Владимир Соколовский - Уникум Потеряева

Зеков перестреляли, когда они бежали к автобусу, волоча прапорщицу. Пострадала, правда, и женщина: ей вогнали заточку в район сердца, промахнувшись в спешке всего на миллиметр, да еще тело ее приняло две омоновских пули: в плечо и бедро. Ожидались проблемы и по женской части: оголодавшие бандиты наглумились над нею досыта. Так что если выживет — все равно уже получеловек. Может быть, прокуратура начнет свой вечный скулеж — но ничего-то им не обломится, отношение к берущим заложников стало жестче, и отряд не дадут в обиду; наградить, может, и не наградят, но все равно постараются как-нибудь поощрить, чтобы ребята знали, что их ценят и уважают. А это — главное. Когда есть доброе отношение, и служится по-другому. Ну, а женщина… ее жалко, конечно, какой разговор! Но дай им уйти, или не используй этой единственной, по сути, возможности открытого огневого контакта — и трупов могло оказаться столько, что устали бы считать. Нет, все о'кей.

Кроме, конечно, истории с телеграммой.

Она поступила в штаб ОМОНа, где в последнее время жил Здун. Дежурный, ознакомясь с текстом, доложил командиру дивизии. Ситуация, что ни говори, нештатная: с одной стороны — смерть близкой родственницы, с другой — все же человек на серьезном задании, притом командир, от него зависит весь результат. Может рвануть оттуда в самый ответственный, решающий момент — и все обернется кровью, недобрым вниманием министерства. И признаемся: начальство не любит отягощать себя вечными категориями, ему всегда главнее и ближе то, что предстоит решать на данный момент. Прошло двое суток, пока доложили: операция завершена. Тут же полетел приказ: командира ОМОНа немедленно доставить вертолетом в Емелинск. Все гадали, и даже пошли слухи, что Валерку хотят арестовать, наградить, повысить в должности, отправить советником в Таджикистан, в Югославию… Далеко он, однако, все равно не улетел, экипаж высадил его на большой попутной станции, сославшись на неисправность, отсутствие горючки и плохой прогноз. Спасибо, организовали машину на вокзал, и он почти сразу успел на проходящий. И, соскочив утром в Емелинске, сразу позвонил дежурному. Узнав о беде, сказал угрюмо: «Ну, вы все за это поплатитесь!» — сгоряча, конечно: что ты, боговый, можешь кому сделать, за что?.. Денег, что оказались с собою, до Малого Вицына хватало, и он поскакал на автовокзал.

Бабушку Анико Ираклиевну майор Валера любил всей душою. Нет, конечно, он любил и родителей, и деда Петико, как его звала бабка — но все равно она была всех душевней к нему, ласковей всех, умела понимать и утишать его с детства непростую душу. Ведь какая, если подумать, суровая, горькая ему выдалась жизнь! А способов снимать постоянные стрессы в запасе и всего-то два: бутылка да баба. Один — чтобы взбаламутить, другой — чтобы слить дурную кровь. И — абсолютно некому заглянуть в добрые, все понимающие и прощающие глаза. Отцу, что ли? Да он точно такой же дурак, и всю жизнь пользовался исключительно теми же способами.

Валера был сыном Нины Теплоуховой, той самой Нинико, что родилась победной весною сорок пятого, зачатая в далеком от здешних губерний госпитале. В шестьдесят четвертом она окончила бухгалтерское отделение техникума, и была распределена в систему МВД, в лагерную бухгалтерию. И, так как она была девушка молодая, и совсем ничего себе, то вопрос встал так: или выходи замуж за человека в мундире из той же системы, или — за расконвоированного зека, каковых окрест тоже реяло немало, и активности они были необычайной. Нина выбрала первый вариант, и сочеталась с юным лейтенантом, командиром конвойного взвода. По сути, детство и юность Здун провел среди зеков и конвойников, набухая потомственной ненавистью к человеку в «пидарке», источнику всего зла на свете. И в училище МВД пошел потому, что другой дороги себе и не представлял. А отец дослужился до майора, начальника штаба батальона, в последние годы жил уже в более-менее большом, хоть и далеком от всяких центров цивилизации поселке, готовил прыжок в сторону запада, в родные края, да опоздал немного — и остался с матерью доживать в том же поселке, в двухэтажном домике полубарачного типа. Вряд ли они даже и приедут на похороны: там только до краевого центра надо добираться не меньше трех суток, и то, если подвернется оказия, а на нее в наши времена надежды мало, путевые связи стали дороги и редки, всем наплевать на твои личные проблемы.

Бабушка, бабушка! Какая чепуха и несправедливость, что ты умерла. Шмыгая носом, Валерий стоял в очереди за билетом. Вдруг наглый старикашка в круглой валяной чеплашке втерся впереди, и затряс бумажкой: