Грэм Грин - Человеческий фактор

– Считают, что он был повинен в утечке, которая произошла в моем секторе, да?

– Начальство не очень-то все раскрывает офицеру безопасности. А почему вы так решили?

– Обычно ребята из спецслужбы не проводят обыска, когда кто-то из нас умирает, – так не заведено.

– Нет, полагаю, что нет.

– Вам тоже смерть Дэвиса показалась странной?

– Почему вы так говорите?

"Мы что же, поменялись ролями, – подумал Кэсл, – и я допрашиваю его? "

– Вы же только что сказали, что стараетесь не думать о его смерти.

– В самом деле? Не знаю, что я имел в виду. Возможно, на меня подействовало ваше виски. Вы, знаете ли, совсем немного подлили в него воды.

– Дэвис никому ничего не выдавал, – сказал Кэсл. Ему показалось, что Дэйнтри смотрит на его карман, который лежал на подушке кресла, обвиснув под тяжестью револьвера.

– Вы в этом уверены?

– Я это знаю.

Трудно было бы яснее выразиться, чтобы взвалить вину на себя. Быть может, в конце концов, Дэйнтри и не так уж плохо ведет допрос, и эта застенчивость, и смущение, и откровенные признания – на самом деле лишь новая метода поведения с подозреваемым, которая ставит Дэйнтри классом выше сотрудников МИ-5.

– Вы это знали?

– Да.

Интересно, подумал он, что станет теперь делать Дэйнтри. Права на арест у него нет. Значит, ему надо искать телефон и советоваться с Фирмой. Ближайший телефон находится в полицейском участке в конце Кингс-роуд – едва ли у него хватит нахальства попросить разрешения воспользоваться телефоном Кэсла! И понял ли Дэйнтри, что лежит у него в кармане. Боится ли он? «Когда он уйдет, я еще смогу удрать, – подумал Кэсл, – если есть куда удирать, удирать же неизвестно куда, лишь бы отсрочить момент поимки, – это паникерство». Лучше ждать на месте, – это будет хотя бы достойно.

– По правде сказать, – заметил Дэйнтри, – я всегда в этом сомневался.

– Значит, вас все-таки поставили в известность?

– Только чтобы я провел проверку. Это ведь лежит на мне.

– Скверный это был для вас день, верно: сначала разбили сову, потом увидели, что Дэвис лежит мертвый в своей постели!

– Не понравилось мне то, что сказал тогда доктор Перси вал.

– А что он сказал?

– Он сказал: «Я не ожидал, что это случится».

– Да. Сейчас и я вспомнил.

– Это раскрыло мне глаза, – сказал Дэйнтри. – Я понял, на что они пошли.

– Поторопились они с выводами. Не разведали как следует другие возможности.

– Вы имеете в виду себя?

Кэсл подумал: «Нет, не стану я подносить им это на блюдечке, не признаюсь, сколь бы изощренной ни была их новая техника допроса». И он сказал:

– Или Уотсона.

– Ах да, я забыл про Уотсона.

– Все ведь в нашем секторе проходит через его руки. Ну а потом, есть еще, конечно. Шестьдесят девять-триста в Л.-М. Его финансы проверить до конца невозможно. Кто знает, может, у него есть счет в Родезии или в Южной Африке?

– Справедливо, – сказал Дэйнтри. – Ну и еще наши секретарши. Причем не только наши личные секретарши. Все они работают в общем машинном бюро. И вы что же думаете, девушка, отправляясь в уборную, иной раз не может забыть убрать в сейф только что расшифрованную телеграмму или перепечатанное ею донесение?

– Вполне представляю себе. Я лично проверил все бюро. Там всегда допускалось немало безответственных поступков.

– Безответственность может проявляться и наверху. Смерть Дэвиса, возможно, пример как раз такой преступной безответственности.

– Если он не был виноват, то это – убийство, – сказал Дэйнтри. – У него же не было возможности защищаться, взять себе адвоката. Они боялись впечатления, которое суд мог бы произвести на американцев. Доктор Персивал говорил мне что-то про ящички…

– О да, – сказал Кэсл. – Я знаю эту Spiel [игру (нем.)]. Я сам об этом часто слышал. Ну что ж, Дэвис сейчас прочно лег в ящик.

Кэсл заметил, что Дэйнтри не спускает глаз с его кармана. Дэйнтри что же, только делает вид, будто соглашается с ним, чтобы благополучно добраться до своей машины? Дэйнтри сказал:

– Мы с вами оба совершаем одну и ту же ошибку: слишком поспешно делаем выводы. Вполне ведь возможно, что Дэвис был виновен. Почему вы так уверены в обратном?

– Подобные поступки должны чем-то мотивироваться, – сказал Кэсл.

Ответил он не сразу, ответил уклончиво, но его сильно подмывало сказать: «Да потому, что это я совершил утечку». Теперь он уже был уверен, что связь оборвана и ждать помощи неоткуда, – так чего же ради тянуть? Ему нравился Дэйнтри, он понравился ему с того дня, когда они были на свадьбе его дочери. Кэсл вдруг увидел в Дэйнтри человека, сокрушавшегося по поводу разбитой совы, такого одинокого среди обломков своего разбитого брака. Если кому-то и получать навар за его признание, пусть это будет Дэйнтри. Почему же в таком случае не прекратить борьбу и не сдаться по-хорошему, как часто говорят полисмены? Возможно, подумал Кэсл, он затягивает игру лишь для того, чтобы подольше иметь рядом собеседника, отсрочить момент, когда он останется один в доме и один в камере.