Пора заняться делом. Анна прошла по темному коридору, плечом задевая стену. Подождала в верхней галерее над холлом. Нагревшиеся за день половицы стонали под ногами. Голубым ромбом лег на клетчатый пол свет луны. Спустившись по лестнице, Анна аккуратно обошла пятно лунного света, миновала шкафчики с запертыми в них безмолвными фигурками, любимицами Мафалды. Amor é cego. Анна добралась до дальнего конца дома и отворила стеклянную дверь задней террасы. Она послужит ей запасным входом на случай, если покидать кабинет придется через окно. Приняв эти меры предосторожности, Анна вернулась к двери в кабинет, тихонько приоткрыла ее, вошла и закрыла за собой дверь.
Вновь меры предосторожности: открыть окно возле письменного стола, сдвинуть горшок с растением на восемь сантиметров вправо, чтобы не помешал выпрыгнуть. Затем Анна приподняла подол ночной рубашки и вынула из-за резинки трусиков фонарь. Уселась в кресло Уилшира и всмотрелась в освещенную призрачным ночным светом комнату.
Вдоль стен — книги в красивых кожаных переплетах. Две картины по обе стороны от двери, на одной какие-то люди в арабских костюмах верхом на верблюдах пересекают пустыню, на другой — туманный берег, вытаскивают на берег рыбацкую лодку. Похоже на Ирландию. Один угол в комнате отведен Африке, три маски прибито к стене, самая верхняя — чуть ли не метр высотой и притом всего пятнадцать сантиметров в ширину, узкие прорези для глаз и губ, даже мерещится, будто во рту есть зубы. И пук грубо выделанной конопли торчит наверху, заменяя волосы.
Прислушиваясь к поскрипываниям и вздохам устраивающегося на ночь дома, Анна водила лучом фонаря по столу. Блокнот, две старые газеты, ручка и чернильница, все чистое и аккуратное. Она выдвинула центральный ящик, нашла стопку чистой бумаги, а рядом — отдельный листок с наброском стихотворения, с пометками на полях, там и сям вычеркнуто неудачное слово и проведена черта, соединяющая правильное слово со строкой. В итоге получилось вот что:
Черные вороны над головой,
Черные призраки рвутся в бой,
Не ботинки, а когти по льду скрипят,
Не мечи, но огромные клешни блестят.
Так выглядел черновик, но, очевидно, его еще собирались править, а потом стихотворение все равно отправится в корзину для бумаг. Пока что эта корзина оставалась пустой. Анна в задумчивости побарабанила пальцами по подбородку, озноб пробежал по телу. Если по ночам Уилшир сочиняет такие строки, темные и тревожные, насыщенные злобной, чуть ли не потусторонней силой, то он, вероятно, и впрямь сходит с ума. Яркой вспышкой в мозгу промелькнул рассказ матери: та как-то зашла в пещеру в Индии и, хотя находилась там одна, все время ощущала чье-то присутствие. Подняла глаза: над ней, плотно усеяв сводчатый потолок пещеры, висели летучие мыши — спали. При виде этого дремлющего воинства, сложенных перепончатых крыл, мать развернулась и опрометью, согнувшись пополам, кинулась к выходу, навстречу солнцу. А что, если сознание Уилшира — такая же пещера?
Один за другим Анна выдвигала ящики, пустые или с каким-то малоинтересным содержимым. Нижний ящик оказался на замке. Анна подвигала взад-вперед книги на полках, приподняла картины, проверила камин. Слева от камина в самом темном углу комнаты обнаружился шкафчик, внутри которого Уилшир прятал сейф с цифровым кодом. Осмотрев все, Анна вернулась к столу, напряженно прислушалась. Руки взмокли от пота. Нервишки уже вышли из-под контроля. Шорохи в доме… что это? Половицы остывают после дневной жары или кто-то крадется сюда? Шаги на ступеньках. Остановка дыхания. Пот заливает грудь и течет по животу. Анна тихо поднялась. Припомнила, чему ее учили: теплый от ее тела стул выдаст ее присутствие. Снова открыла все ящики, проверила, нет ли тайника сбоку или сверху. В центральном ящике, на задней стенке, обнаружился приклеенный ключ.
Этим ключом и открывался нижний ящик, а внутри лежала толстая тетрадь, похожая на книгу, в мягком кожаном переплете, и на гладких, нелинованных страницах Анна узнала тот почерк, которым было написано четверостишие. Увидела она и даты. Значит, дневник. Очень личный дневник, показалось ей с первого взгляда. День за днем — никаких деловых заметок. Начинались записи 1 января 1944 года. Сначала совсем краткие, по большей части — наблюдения за погодой. Такие, например:
«4 января. Холодно. Лужайка совсем белая. Солнце висит низко, порой отсвечивает в прозелень. Да уж, на ирландскую зиму не похоже. Вот если б хоть разок настоящий мороз, от которого ноги сводит».
Читать дальше