Роберт Уилсон - Компания чужаков

В двадцати шагах от дороги к нему присоединились два человека: один пристроился сзади, другой зашел спереди и посветил Фоссу в лицо фонарем.

— Добрый вечер, сэр, — обратились к нему по-английски. — Что в старости быстрее всяких бед…

Человек с фонарем с трудом подавлял смех, но тот, кто подошел к Фоссу сзади, продолжал шептать ему на ухо:

— Нам сеть морщин врезает в лоб надменный?

Со вздохом Фосс припомнил свою реплику:

— Сознание, что близких больше нет, / Что ты, как я, один во всей вселенной. [14] Байрон Джордж Гордон. Паломничество Чайльд-Гарольда. Перевод В. Левика.

— Ну-ну, не так все плохо, сэр. Мы ведь ваши друзья, сами знаете.

Уж этот мне английский юмор, вздохнул про себя Фосс. Ричард Роуз, любитель поэзии, заставил всех лиссабонских агентов цитировать классику.

— Учитесь, пока вы тут, — приговаривал он. — Это помогает в серьезных делах.

Трое мужчин прошли к неосвещенному зданию в центре Садов. При первой встрече в здешних местах Роуз сообщил Фоссу, что Сады были спланированы в XVIII веке английским эстетом Уильямом Бекфордом, [15] Бекфорд Уильям (1760–1844) — английский писатель, автор одной из первых «готических» повестей — «Ватек». В 1784 году бежал из Англии, спасаясь от обвинения в содомии, и прожил 10 лет за границей. которому пришлось спешно покинуть страну, спасаясь от виселицы.

— Что же он натворил? — наивно поинтересовался Фосс.

— Трахал маленьких мальчиков, — ответил Роуз, так и подмигивая, высматривая реакцию собеседника. — Любовь, которая назвать себя не смеет… [16] Знаменитое определение однополой любви в апологии Оскара Уайльда.

Он перевел эту реплику на немецкий: как бы Фосс чего не упустил. Ему во что бы то ни стало нужно было проверить наклонности немецкого агента.

Они подошли к нелепому дворцу, выстроенному в середине прошлого века другим эксцентричным англичанином. Первый из спутников Фосса осветил мавританскую колоннаду и нащупал лучом своего фонаря стеклянную дверь за ней. Когда Фосс прошел в пустую комнату, освещенную лишь подвесным фонарем, вздрагивавшим и раскачивавшимся под ударами ветра, он с облегчением увидел рядом с Роузом Сазерленда.

— А! — произнес Роуз, поднимаясь навстречу гостю. — «Изгнанник духа, сам собой гонимый».

— Боюсь, этого мне не понять, — холодно возразил Фосс. Шутовство Роуза отнюдь его не забавляло.

— Пустое, старина, пустое, — захлопотал Роуз. — Строчка из той самой поэмы, откуда мы позаимствовали ваше прозвище, Чайльд-Гарольд. Известно ли вам, что эта поэма была написана в здешних местах, в Синтре?

Фосс промолчал. Роуз и Фосс уселись и закурили, Сазерленд посасывал пустую трубку. Роуз достал из кожаного футляра три металлических стаканчика, наполнил их спиртным из собственной фляги.

— Мы так и не поблагодарили вас за информацию о ракетах, — произнес Сазерленд, поднимая свой стакан так, словно произносил тост. Этой фразой он пытался изменить общую интонацию, извиниться за высокомерное поведение Роуза.

— Информация, разумеется, не помешала ракетам прилететь, — заметил Роуз, небрежно повернувшись на стуле. — И все же спасибо, старина.

— По крайней мере, вы были подготовлены, — возразил Фосс. — И вы обследовали воронки от снарядов.

— Обследовали.

— Полагаю, вы убедились в том, что я говорил вам правду.

— Никаких следов радиации, — признал Сазерленд. — Обычная взрывчатка. И все же мы обеспокоены.

— Мы подозреваем, что это были испытания, — пояснил Роуз.

— Вы думаете, у фюрера хватит времени на испытания, принимая во внимание ситуацию в Италии, Франции и на Восточном фронте? — поинтересовался Фосс.

— На испытание ракет-носителей? — усмехнулся Роуз. — Конечно… покуда Гейзенберг не создаст атомный реактор для получения экарения, как вы его называете.

— Мы это уже обсуждали. Гейзенберг и Хан ясно сказали: атомной программы не существует.

— В разговоре с Бором Гейзенберг не высказывался столь однозначно, а теперь Нильс Бор у американцев, и он, как и многие другие, убедил их: немцы здорово продвинулись с бомбой. Вы чертовски близко.

Фосс устало прикрыл глаза. Они еще покурили в молчании.

— Мы прекрасно понимаем: вы позвали нас в эту глушь не затем, чтобы снова затевать спор, — нарушил молчание Сазерленд. — Вы все равно не сумеете нас убедить, а если б и убедили, остаются еще американцы. При том количестве сведений, которое у них скопилось, они ваших возражений и слушать не станут.