Роберт Уилсон - Компания чужаков

— Он умер, ты его в глаза не видела! — Выплеснув остатки чая в горшок с комнатным растением, миссис Эспиналл налила себе свежего чаю. — Я и сама-то едва успела узнать его.

— Это еще не повод…

— Мы не будем говорить о нем, Андреа. Не будем, и все тут.

Что-то крутилось в голове у Андреа, что-то пока неясное, почти бессмысленное, словно не полностью сформулированная задача, обрывок уравнения со многими неизвестными. Так и стояла перед глазами эта сцена: мать разглаживает пальто на плечах Роулинсона. Близость. Причины этой близости. Нога Роулинсона. Пожизненный запрет упоминать о давно умершем португальце, который был отцом Андреа.

Любой разговор с матерью — алгебраическая головоломка. Математика без чисел, только буквы, чьи значения неизвестны. Слова, утратившие прежний смысл. Но один вопрос уже проклевывался, вопрос, навязанный ей этой сценой. Задать его вслух Андреа не смела. Но думать — могла, и, когда посмотрела на мать и подумала об этом, ее пробила дрожь.

— Неужели ты мерзнешь в такую жарищу? — удивилась мать.

— Нет, мама, я не мерзну. Так, мысль одна.

Утром мать облачила Андреа в один из своих костюмов. Узкая прямая юбка, блузка кремовая, короткий темно-синий жакет и шляпка — не сидит на голове, а торчит, приподнимается. Строгий ревизор проверил ногти Андреа и признал их сносными. После завтрака мать велела ей почистить зубы и, убегая на работу, успела еще у подножия лестницы выкрикнуть, обращаясь ко второму этажу, целый ряд инструкций: что дочь должна делать, а главное, чего, боже упаси, делать нельзя.

Автобус довез Андреа до Сент-Джеймс-парка, она посидела несколько минут на скамейке, прежде чем пуститься в путь по Квинз-Энн-гейт к номеру пятьдесят четыре по Бродвею. Поднялась на второй этаж (ноги уже разболелись в одолженных у матери парадных туфлях), в плотном костюме было жарковато, к тому же он резал под мышками (мать была чуточку субтильнее). Секретарша указала ей на жесткий деревянный стул с кожаным сиденьем и попросила подождать. Пылинки лениво кружились в солнечных лучах.

Наконец ее проводили в кабинет Роулинсона, усадили за стол напротив него. Вытянутый протез неподвижно торчал из-под стола прямо у нее перед глазами. Принесли чай, пару бисквитов. Секретарша вышла.

— Бисквит? — вежливо предложил Роулинсон.

Она взяла угощение, хрупкая верхняя половинка отделилась от нижней, влажной, чем-то пропитанной.

— Итак, — заговорил Роулинсон, попрямее усаживаясь на стуле, и в воздухе запахло озоном, как после грозы. — Вы приняты в команду. Осталось прояснить один только вопрос: ваш отец.

— Что — мой отец?

— Ни в одной заполненной вами анкете нет данных об отце.

— Мама сказала, это не имеет значения. Он умер до моего рождения. И сам он, и его родные никак не участвовали в моем воспитании. Я…

— Отчего он умер?

— Это было в Индии. Вспышка холеры. Он умер, и родители моей мамы тоже. Она вернулась в Англию и поселилась у своей тети. Я родилась здесь, в Сент-Джордже.

— В тысяча девятьсот двадцать четвертом году, — подхватил он. — Как вы поняли, меня заинтересовал португальский. С какой стати мисс Эспиналл вздумала учить португальский язык? Так я и наткнулся на отца-португальца.

— Родители мамы работали в миссии на юге Индии. Там было много португальцев из колонии, из Гоа. Они познакомились…

— Ваша мать не стала носить его фамилию, — напомнил Роулинсон. Произнести это имя и впрямь было непросто: Жоаким Рейш Лейтау.

— Лейтау значит поросенок, — пояснила Андреа.

— Вот как? — удивился Роулинсон. — Тогда понятно, отчего ей не захотелось носить фамилию мужа. Только подумать, каждый день объяснять всем знакомым… Поросенок!

Он отпил глоток чая. Андреа попыталась прожевать кусочек сухого бисквита.

— Жизнь у вас до сих пор была замкнутая, — заметил Роулинсон.

— То же самое говорит моя мама.

— Сначала Святое Сердце. Потом Оксфорд. Убежище.

— И Лондон во время войны, — добавила Андреа. — Тоже убежище.

Ее собеседник не сразу оценил шутку, но фыркнул нехотя, как бы говоря: нам сейчас не до смеха.

— Значит, в Лиссабоне вам понравится, — заключил Роулинсон, резко выбросил себя из-за стола, стукнув деревянным протезом, и повернулся лицом к окну.

— Будете работать секретарем у представителя нефтяной компании «Шелл», — продолжал Роулинсон, обращаясь почему-то к верхней раме. — У Мередита Кардью. Повезло нам с этой вакансией. Нынешняя его секретарша вышла замуж за местного, муж запрещает ей работать, а сейчас она к тому же забеременела. Позаботились и о жилье для вас. Это, кстати, самый важный фактор вашей будущей работы, но пока я не стану объяснять вам, в чем тут дело. Объяснят на месте. В физике разбираетесь?