— Люди?
— Какое место вы отводите в своем уравнении людям?
— Математика предоставляет нам бесконечные возможности. Любое число — это нечто сложное, оно может быть реальным или мнимым, а реальные числа, в свою очередь, делятся на рациональные и иррациональные, рациональные — целые и дроби, иррациональные — десятичные дроби и трансцендентные числа.
— Трансцендентные?
— Реальные, но не выражаемые конечной записью.
— Ясно.
— Например, число пи.
— Что вы хотите этим сказать, мисс Эспиналл?
— Я стараюсь говорить как можно проще о первоосновах математики, но вы уже перестали понимать. Вот и выходит: математика — тайный язык для немногих посвященных, тех, кто знает его и умеет говорить на нем.
— Из ваших слов я так и не понял, какое место в своем уравнении вы отводите людям.
— Я хотела вам показать, что числа так же сложно устроены, как и люди. К тому же я и сама человек… со всеми естественными потребностями. Я и сама не всегда изъясняюсь уравнениями.
— Мне-то казалось, числа надежнее людей. Стабильнее.
— Эмоциональных чисел мне пока не попадалось… Пока, — подчеркнула она, уронив руки вдоль туловища — огромные руки, словно бессильные крылья альбатроса, казалось ей. — Поэтому обычно и удается отыскать решение. Довольно часто удается.
— Для вас так важно отыскать решение?
Андреа внимательнее присмотрелась к собеседнику: этот вопрос, очевидно, был ключевым во всем их разговоре. Роулинсон честно смотрел ей в глаза. Он выиграл.
— Я люблю решать задачи. Ответ — моя награда. Однако не у всякой задачи есть ответ, и сам процесс работы над ней может послужить такой же наградой. — Не очень-то она в это верила, но хотела угодить Роулинсону.
И еще одна подобная встреча, и еще одна, а потом университетский наставник отправил Андреа в Ориэл, где с ней должны были обсудить «дела, касающиеся помощи фронту». Там ее в течение получаса осматривал врач, а потом она целую неделю дожидалась заключения. В итоге ее снова пригласили в Ориэл и велели подписать «Предупреждение о неразглашении» — все это, по-видимому, затем, чтобы преподать студентке из Оксфорда краткий курс машинописи и стенографии. Она-то думала, ее направят к шифровальщикам (такое, она слыхала, случалось с университетскими математиками) и она будет взламывать вражеские коды, но нет, ей понадобилась совершенно иная подготовка: учили писать невидимыми чернилами и оставлять письма в тайниках, пользоваться мини-камерой, незаметно следовать за «объектом», притворяться кем-то другим, исподволь выяснять, что известно собеседнику, — в центре это называли «ролевыми играми». А еще научили стрелять из пистолета, ездить на мотоцикле и водить машину.
В начале июля ее отпустили домой и велели дожидаться приказа. Неделю спустя вновь появился Роулинсон и напросился в гости: как он сказал, ему следовало познакомиться с матерью Андреа. Нужно позаботиться о родственниках, предоставить матери некую официальную версию того, что ожидает ее дочь, — не всю правду, разумеется.
— Андреа!
Мать кричала снизу, из холла. Загасив сигарету о наружную стену, Андреа поспешно спрятала окурок в пачку.
— Андреа!
— Мама, я иду! — ответила она, распахивая дверь.
Снизу, сквозь проем в перилах, на нее глядело лицо матери — млечно-белое, как луна, хотя отнюдь не такое светлое.
— Мистер Роулинсон уже здесь! — трагическим шепотом возвестила мать.
— Я не слышала, как он подъехал.
— Так или иначе, он здесь! Быстро обувайся!
Андреа босиком вернулась в комнату, надела уродские ботинки, что достались ей от матери, зашнуровала их. Принюхалась, опасаясь, что мать уловит в ее спальне запах дыма. Маменькина дочка. Шпионка!
— Она еще так молода… — доносился из гостиной голос матери. — Девятнадцать лет, нет, даже двадцать, но ведет себя не по возрасту. Дело в том, что училась она в монастыре…
— Святого Сердца в Девайзе, — подхватил Роулинсон. — Отличная школа.
— И не в Лондоне.
— Подальше от бомб.
— Не в бомбах дело, мистер Роулинсон, — откликнулась мать, а в чем дело, не сказала.
Нужно собраться с силами и перетерпеть эту нудятину — мать, благовоспитанно принимающую «почетного гостя».
— Не в бомбах? — Кажется, Роулинсон вовсе не был удивлен.
— Дурные влияния, — шепнула миссис Эспиналл.
Андреа громко застучала каблуками по плитке, чтобы заранее предупредить мать — не дай бог, пустится рассуждать про «молодежь» и про то, «что делается в бомбоубежищах под покровом темноты».
Читать дальше