Елена Артамонова: Исповедь Дракулы

В Медиаше королевского пленника, вопреки обыкновению, разместили не в подвале, а в высокой башне, и впервые со времени ареста, на какой-то миг Влад почувствовал себя ближе к свободе. Все дело было в узком оконце, сквозь которое виднелись крыши домов и горы, окружавшие город. Небо было серым, в воздухе парили редкие снежинки, некоторые залетали в зарешеченное окно-бойницу и падали Владу на лицо. Если бы он мог, то, наверное, до бесконечности смотрел на это небо, но после вчерашних побоев ноги сильно опухли, и долго стоять на одном месте было нелегко. Пришлось вернуться на подстилку в углу у дальней стены. Звякнули цепи. Все было похоже на затянувшийся кошмарный сон, и порой князю начинало казаться, что это происходит не с ним, а с кем-то посторонним, принявшим его имя и судьбу. Последнее время обстоятельства складывались так, что Влад Дракула вполне мог оказаться в турецкой темнице, но он никак не рассчитывал на венгерское «гостеприимство». Почему же Матьяш Корвин предал его? Из-за страха вступить в полномасштабную войну с Османской империей? Вполне вероятно, что он вел тайные переговоры с султаном и получил гарантии безопасности в обмен на арест Дракулы и признание Раду Красивого князем Валахии. Или все произошло из-за денег? Молодой король постоянно нуждался в деньгах… Он думает, что блеск золота может затмить его незнатное происхождение, поставить в один ряд с представителями правящих династий Европы. Сорок тысяч гульденов, ассигнованные папой на сорванный крестовый поход – большие деньги, а еще в распоряжении Матьяша оказалась валашская казна, которую Дракула увез с собой, покидая княжество. Что ж, если так, юный король шел по стопам своего отца, не брезговавшего грабежом в землях своих союзников.

Кулаки сжались сами собой. Приступ ярости, как огонь солому, охватил душу. «Мне нужна свобода – Матьяш не имел права бросать меня в тюрьму! – думал неподвижно сидевший у стены Дракула, за внешней бесстрастностью которого скрывалась буря эмоций. – Сколько дел осталось незавершенными, сколько проблем надо решить! Выбраться отсюда, избавиться от оков, жить, как жил прежде… За что? Несправедливо, глупо, преступно удерживать меня здесь! Глупый мальчишка сам не знает, что делает – только я могу защитить его королевство, а он рубит сук, на котором сидит… Абсурдно! Несправедливо!»

Темница была не самым подходящим местом для проявления гнева, но князь не мог совладать с яростным желанием выбраться отсюда. Всего лишь стена отделяла его от свободы, и если бы удалось сломать ее, сокрушить разбитыми в кровь кулаками, жизнь вернулась бы снова, и все стало бы, как прежде… Нет, не стена – людское вероломство и глупость… За что? Ответа не было.

Будущее страшило, но даже больше собственной судьбы Дракулу волновала участь сына. Князь часто вспоминал лицо мальчика во время их последней встречи в замке Кенингштейн. Влад станет настоящим мужчиной… Ни после смерти матери, погибшей на его глазах, ни во время тяжелейшего перехода через Карпаты он ни разу не заплакал, держался так, как и подобает настоящему мужчине, князю, наследнику престола. А ведь мальчонке еще не исполнилось восьми лет. Он в одночасье стал сиротой, потеряв мать и отца, остался один среди врагов. Венгры воспитают его в своей вере, попытаются сделать покорной марионеткой, исполняющей чужую волю. Княжеские дети в цене – им сохраняют жизнь, держат как птиц в позолоченной клетке. Так было и с отцом Дракулы, и с ним самим, так будет и с Владом…

Прошлое обладало странной силой. Оно вовлекало в водоворот минувших лет, отбрасывая назад, к началу пути. Мысли о сыне сменились воспоминаниями о собственном детстве, Влад забылся, перестав ощущать холод каменных стен и тяжесть цепей, как наяву увидев горячее солнце Сигишоары. Воспоминания о раннем детстве были обрывочными, но очень яркими, словно осколки разбитой мозаики. Мать Дракулы умерла, когда ему не исполнилось и двух лет, и в памяти не осталось ничего, связанного с ней. Иногда Владу начинало казаться, что он помнит прикосновения ее рук, ее глаза, но потом князь понимал – это самообман, детская фантазия, заменявшая реальные воспоминания. А вот родительский дом в Сигишоаре отлично отпечатался в памяти. Тогда он казался мальчику огромным, как целый мир. Владу запомнилось как старший брат Мирча водил его в главный зал, показывая украшавшие стены росписи и рассказывая невероятные истории об изображенных на них людях. Мирча пугал братишку, а потом и сам холодел от страха под неподвижными взглядами нарисованных на стенах воинов, и мальчики выбегали на улицу, едва не попадая под копыта толпившихся во дворе всадников, счастливые тем, что снова могли видеть небо и такой знакомый, четко вырисовывающийся на фоне неба шпиль расположенной рядом с домом башни. Мирча, который был старше Влада на три года, и кормилица, простая румынка по имени Олтя, выхаживавшая мальчика после смерти матери, стали первыми людьми, чьи образы отчетливо запечатлелись в его памяти. Отца братья видели редко, и он представлялся Владу таинственным воином, сошедшим с фрески из главного зала.