Елена Артамонова - Исповедь Дракулы

Катастрофа произошла 29 мая 1453 года, но до Молдовы черные вести дошли несколько позже. Пал Константинополь. После долгого кровопролитного штурма армия Мехмеда Завоевателя ворвалась в город, придав его огню и разграблению. В битве у стен пал последний византийский император Константин [21], захватив с собой в могилу несколько десятков врагов. После гибели голову Константина пронзили копьем, выставив для всеобщего обозрения на площади. Церкви Константинополя были разграблены и превращены в мечети, священники убиты. Произошло то, что мог предвидеть любой здравомыслящий политик, но не могли принять сердца православных христиан.

Чудовищное известие застало меня в столице, где я находился по просьбе боярина Илиаша. Долгая тяжба с соседом из-за спорного клочка земли требовала вмешательства высшей судебной власти, и я должен был передать жалобу боярина князю Петру-Арону. Сам Илиаш плохо себя чувствовал, а потому поручил дела своему «дорогому зятю», как он частенько величал меня в последнее время.

Миссия была выполнена, я готовился к отъезду, и вдруг, как гром с ясного неба, на всех нас обрушилось известие о гибели Константинополя. Ночь прошла без сна. Я не мог спать и не мог молиться, – только движение, беспрестанная, бессмысленная ходьба из угла в угол давала, если не успокоение, то хотя бы видимость спокойствия. Стены давили, помещение казалось тесным и лишенным воздуха. Хлопнув дверью, я вышел на улицу.

Я никогда не был в Константинополе, но этот город жил в моем сердце. Центр мира, святое место, где сам Бог говорил с императорами, сообщая им свою волю, представлялся мне окруженным золотым лучезарным нимбом. Говорили, что в ночь перед штурмом Богородица явилась императору Константину и забрала свою чудотворную икону. Святой город лишился божественного покровительства, Господь не услышал молитв своих рабов, несокрушимый святой город, святость которого защищала лучше, чем оружие, пал, неверные осквернили святыни, а небо молчало.

Небо… Я поднял голову, глядя на светлый, подернутый легкими облаками небосвод. Где-то там, невидимый нами, но видящий всех, находился Бог. Почему он отвернулся от святого города, от православных? Был ли это Божий гнев, наказание за наши грехи, или просто Бог оказался бессилен, не сумел защитить тех, кто верил в него? Эта мысль была, как предательский песчаный склон под ногами – песок осыпается, осыпается, и уже невозможно удержаться на краю, ты катишься вниз, на острые камни, которые несут смерть. Никогда мне не было страшно так, как в тот день. Мир рухнул, и хотя внешне он еще оставался прежним, но переродился изнутри, став чужим. Я не знал, во что верить и кому молиться. Над головой расстилалось небо – огромное пустое небо.

Звон колоколов – как глас вопиющего в пустыне. Они взывали к пустоте, Бог не слышал их. На улицах было многолюдно. Страшное известие затрагивало всех, и теперь люди бесцельно бродили по городу, говорили все разом, не слушая друг друга, ибо знали, что услышат в ответ.

– Покайтесь! Час Страшного суда грядет! Бог прогневался на нас за наши грехи! Молитесь, молитесь, православные! – бродячий монах в пропыленной рясе стоял на паперти церкви, воздев руки к небу. – Антихрист пришел в наш мир! Грешникам нет спасения!

Толпившиеся возле монаха бабы крестились, мужчины опускали глаза. Но никакие слова, никакие пророчества не могли уже усилить царившее в душах людских смятение.

– А ты покаялся в своих грехах? – сухие пальцы монаха вцепились в мое запястье.

Я не успел ответить, – монах двинулся дальше, обращаясь с одним и тем же вопросом ко всем, кто встречался на его пути. Он ушел, растворившись в толпе, но в памяти отпечатались его глаза, горевшие фанатичным огнем веры.

То, что случилось, было гневом Божьим, наказанием за грехи, – и за мои грехи, в том числе. Я не был простым смертным, на моем челе лежала печать власти, я, потомок князя Басараба, был рожден для того, чтобы повелевать людьми, быть пастырем своего народа. Но я отрекся от предначертанного свыше, променял судьбу князя на женщину и любовь. Если бы я и все, кто обладал силой, позабыв о распрях, встали на защиту святого города, Господь оказался бы на нашей стороне. Мы все…

Надо было срочно возвращаться домой, покончить с навязанными Илиашем суетными житейскими проблемами и заняться, наконец, своими делами. Я словно проснулся, сбросил любовный дурман, превращающий человека в жалкое, лишенное разума существо, снова был готов к борьбе и жертвам.