– У меня нет экономки. И никогда не было. Знаете, я спрашиваю себя, почему именно Второе начало. Может, и вправду потому, что оно прописывает нам и всем существам на свете смерть. Отменить его было бы… немалой заслугой. Но это невозможно, и не станет возможно никогда. Никогда. И если уж есть в сем мире что-то незыблемое, так это Второе начало, – Валентинов посмотрел на Марселя и слабо улыбнулся, – к сожалению.
– Во всяком случае спасибо, что были со мной откровенны, – сказал Марсель. В стеклах профессорских очков он увидел свое отражение, свою фигуру на фоне залитого светом отеля.
Валентинов склонил голову набок, облокотился на трость и кивнул. Марсель хотел еще что-то сказать, но отвернулся. Перед ним лежала узкая, освещенная несколькими фонарями дорожка. Марсель удалялся, ступая большими шагами, теперь он торопился уйти отсюда. Мимо двуглавой пальмы, вперед к ступенькам. От тропических растений исходил приторный запах.
Марсель остановился. Обернулся. Валентинов все еще стоял на том же месте и был едва различим.
– Он никогда не ошибался в расчетах! – закричал Марсель.
– Не понял?
– Он никогда не просчитывался. Валентинов поднял голову.
– Вы физик?
– Нет. Честно говоря, нет.
Валентинов пожал плечами.
– Тогда вам ничего не остается, как поверить мне на слово.
– У вас еще сохранились его записи?
Валентинов молчал, он как будто на мгновение задумался, потом покачал головой.
– Поймите, если я буду хранить все, что присылают на мое имя,… Меня же все-таки знает пара-тройка человек. Но наверняка остались копии?
– Копий нет, – произнес Марсель.
– Тогда нам не узнать правды. Придется просто поверить мне.
С поверхности озера взлетела птица. Пахло водой и цветами.
– Нам не узнать правды. Но это не означает, что я принял ваши слова за чистую монету.
Несколько секунд они смотрели друг на друга. Валентинов все еще улыбался, а может, это просто так казалось. Марсель повернулся и заспешил прочь. Валентинов смотрел ему вслед, ничего не говоря и не двигаясь, – худощавая фигура между освещенным фасадом здания и черным, чернее ночи, озером, в котором висело отражение месяца над горной грядой.
Марсель поднялся по лестнице на улицу. Конечности по-прежнему болели. Уже зажглись звезды. И там, среди них, виднелся самолет: три двигающиеся мерцающие точки. Воздух был холодный. Мимо прожужжало крупное насекомое, Марсель не мог его разглядеть, так как фонарь был разбит и стояла сплошная темень. Осколки скрипели под ботинками. И над головой нависала обезглавленная мачта.
Марсель ускорил шаг. Впереди показалась гостиница, возле гостиницы – его автомобиль. Надо было торопиться. Предстоял еще долгий путь.
Не о веретене Платона речь;
Кто на себя взвалил крученья бремя?
А то ведь вечность может вдруг истечь,
Размотанным оставив время.
У.Б. Йейтс. Его сделка.
(Перевод Елизаветы Соколовой.)