– Прежде всего четыре формулы, – кричал он. – Каждая выводит последующую, самая важная четвертая. Переменные уже определены…
Плечо сжимали все сильнее, распорядитель что-то кричал, откуда-то доносился смех. Давид крепко, двумя руками держался за кафедру, по крайней мере он надеялся, что их было две, так как левая онемела, и он точно не знал, слушалась ли она. Из-за приступа кашля дыхание на мгновение прервалось. Голос хрипел, но еще не сел окончательно. Давид приступил к первой формуле.
И почувствовал, как что-то несется на него, все быстрее и быстрее, как никогда, подгоняемое им же самим, а также угрозой, исходящей от того, что он тут говорил, что не говорил еще никто и никогда за историю всех столетий и чего наверняка никто не скажет в будущем.
Давид слышал свой голос. Чувствовал, как его слова преображаются и уносятся все дальше. Под воздействием электрического поля, которое окружает Землю. Как заполняют атмосферу своим электрическим излучением, как звучат повсюду в зашифрованном виде, с легким потрескиванием, завлекаемые в леса городских антенн. Все это происходило сейчас, именно сейчас, да так стремительно, что само время оставалось в дураках.
Первое уравнение. Он чувствовал, что-то двигалось навстречу, на той самой улице, по которой его сюда везли: деревья смазались в сплошное зеленое пятно. Дома сливались с землей, облака образовали смесь голубого и белого. Он видел это совершенно ясно.
Второе уравнение.
Мир превратился в сплошное мелькание, солнце окрасилось в фиолетовый цвет, все растворилось в скорости. Откуда-то доносились крики, чьи-то руки хватали Давида и пытались оттащить, но это были уже мелочи, просто очередная попытка его остановить, ничего больше. Второе уравнение.
Зал завибрировал, вибрация стала расти, расходясь кругами, словно волны на воде, от того самого места, где он стоял. На мгновение Давид увидел себя со стороны, себя, озаренного солнцем, и это было отвратительное зрелище, кружившее голову, ему казалось, будто разверзлась настоящая бездна, засасывавшая все живое… Круги по-прежнему расширялись, вибрация уже коснулась ближайших созвездий; где-то сорвался взрыв газового облака, и планета безымянной солнечной системы возвратилась на свою орбиту. Время растворилось. Пора было закругляться.
Оно приближалось. Давид раскрыл все карты, и теперь увиливать не имело смысла. Вот-вот должно появиться то, что преследовало его всю жизнь. Сейчас. Надо идти до конца. Надо сказать все.
Давида стащили с кафедры – один справа, другой слева, выкрутили руку за спину, но он вцепился другой в бортик и написал до конца вторую формулу. Потом пальцы разжались. Камера еще следила за ним; приступая к третьей формуле, Давид кричал изо всех сил, чтобы сократить все увеличивающееся расстояние между ним и микрофоном. Министр кивнул, снова вышел вперед и начал говорить. Но Давид не унимался, зал проплывал мимо, его каблуки стучали по полу, солнце сверкало пуще прежнего, озаряя светом гигантское окно. Камера все еще сопровождала его, все еще… но потом была переведена обратно на кафедру, на министра.
– Нет! – закричал Давид. – Вы должны… Выслушайте меня!
Один из конвоиров закрыл ему рот рукой; в течение секунды Давид еще видел раздраженные и ничего не понимающие лица сидящих в зале, потом его выставили, и дверь захлопнулась перед самым его носом.
Хватка ослабла. Перед ним стояли двое, мужчины, скорее добродушного вида, на одном из них, очевидно служащем отеля, была ливрея. Давида повели по коридору, мимо регистратуры, к выходу. Он больше не оборачивался.
– Куда вы его ведете? – услышал он голос Марселя.
– Я думаю, – сказал один, – нужно вызвать полицию…
– Прошу вас, – ответил кто-то, – в этом нет никакой необходимости! Этот человек совершенно безобиден. Он просто сумасшедший.
Давид попробовал повернуть голову, но ничего не вышло, его держали слишком крепко.
– Да будет вам! Просто вышвырните его.
Поразмыслив несколько секунд, охранники вытолкнули Давида. Тот, шатаясь, вышел на улицу, в самое пекло.
– Чтобы духу вашего здесь больше не было. Понятно?
– Он все понял, – ответил за него голос. – Не беспокойтесь!
Мужчины кивнули и скрылись внутри гостиницы. Давид обернулся. За ним стоял человек из регистратуры. И улыбался.
– Неплохая попытка. Серьезно, очень даже ничего!
Лицо его показалось Давиду знакомым. Пожелтевшие зубы со щербинкой впереди. Он отбрасывал узкую тень на земле.
Читать дальше