Фридрих Горенштейн - Ступени

— Обморок, — крикнула дежурная, — воды… Медсестру… Позвоните…

Юрий Дмитриевич принялся собирать свои книги и бумаги. Он видел, как мужчину усадили, медсестра давала ему понюхать флакончик, мужчина вскидывал головой, и расстегнутая рубашка его была мокрой от воды.

— Всё ясно, — бормотал Юрий Дмитриевич. — Всё ясно…

Юрий Дмитриевич сдал книги, спрятал бумаги в портфель, оделся и пошел, вдыхая сырой воздух. Утренние сугробы выглядели теперь маленькими грязными кучками. В зимнем пальто и ушанке было жарко.

Встретив Юрия Дмитриевича в передней, Нина спросила, глянув ему в лицо:

— Ты уже знаешь? Тебе звонили!.. Ах, боже мой… Но в общем волноваться не надо… Всё можно решить… Главное, здоровье… Любой суд будет на твоей стороне…

— Какой суд? — снимая пальто, спросил Юрий Дмитриевич. — Что я знаю?.. Вечно у тебя какие-то новости… Ты шпионишь за мной, как иезуит.

— Юрий, — сморщившись, словно собираясь заплакать, сказала Нина, — Юрий, сейчас не время для пререканий… Надо решать серьезные вещи… Ты ведь знаешь… я сразу поняла это по выражению, с которым ты вошел…

— Ах, оставь со своей телепатией… Какое выражение, в чем дело?

— У нас Григорий, — сказала Нина, — он хочет говорить с тобой… Но ты должен помнить о себе… И о своем здоровье… О своей семье…

— Григорий? — спросил Юрий Дмитриевич в некоторой растерянности.

В последнее время отношения с Григорием и вообще со старыми друзьями у Юрия Дмитриевича разладились. Они перестали бывать друг у друга. Григория Юрий Дмитриевич встретил случайно недели две назад на улице. Они поздоровались, перекинулись двумя-тремя словами и разошлись. Григорий Алексеевич сидел в кабинете у Юрия Дмитриевича и листал женский календарь за прошлый год.

— Однако сюрприз, — стараясь придать своему лицу бесшабашное выражение, сказал Юрий Дмитриевич. — Глазам не верю…

— Здравствуй, — сказал Григорий Алексеевич. — Я к тебе, собственно, по делу… Вернее, тебе письмо…

— Григорий, — сказала Нина, — Юрий перенес тяжелую болезнь. Я прошу тебя, я требую, наконец…

— Ах, оставь! — крикнул Юрий Дмитриевич, чувствуя усиливающееся сердцебиение. — В чем дело, от кого письмо? Что я знаю… Что вообще происходит?

— Сядь, — сказал Григорий Алексеевич. — Я состою в Обществе охраны памятников старины… которые подвергаются варварским разрушениям в результате невежества… Например, памятник русского зодчества… Двенадцатый век… В нем склады горторга… Строители… Унитазы валяются…

— Ах, ты хочешь, чтобы я тоже вступил в общество, — облегченно вздохнул Юрий Дмитриевич.

— Нет, — сказал Григорий Алексеевич, — то есть в общество ты можешь, конечно, вступить… Это долг каждого культурного человека. Защитить историю… Предков… Да… Но я сейчас, собственно, о другом… Я с комиссией был в монастыре… В общем, в том самом… Я встретил девушку… Женщину… Богомолку… Она меня узнала… Зина… Она беременна…

Высказавшись, Григорий Алексеевич глубоко вздохнул, перевел дыхание, точно поднявшись на гору. Юрий Дмитриевич услыхал, как за спиной заплакала Нина.

— Да, конечно, — тихо сказал Юрий Дмитриевич. — Но что же делать… Вернее, я не совета у тебя прошу, а просто думаю вслух.

— Ты был болен! — крикнула Нина. — Ты не несешь ответственности за свои поступки… Я советовалась с Бухом… При болезни инстинктивная жизнь, половые влечения повышены… Да… Известны случаи, когда больные легкомысленно вступают в брак со случайными лицами… И кроме того, — со злобой крикнула Нина, — эти религиозные святоши развратны… В сектах они вступают в связь с проповедниками… С монахами… Она пытается воспользоваться… Это не твой ребенок…

— Она не сектантка, — тихо, думая о чем-то и оберегая эти мысли от окружающих, сказал Юрий Дмитриевич.

— Тебе письмо, — сказал Григорий Алексеевич и протянул замусоленный конверт.

В нем лежал листок блокнотной бумаги, на которой значилось сверху: «Делегату VI съезда Республиканского общества по распространению политических и научных знаний».

— Это я вырвал ей лист из своего блокнота, — сказал Григорий Алексеевич.

Листок был исписан с корявой аккуратностью, как обычно пишут малограмотные:

«Милый мой муж Юрий, — писала Зина, — с приветом к тебе твоя жена Зина. Мы хоть и не венчанные, но я так пишу потому, что перед Богом мы муж и жена, и я за тебя молюсь, как за мужа своего в дальней дороге. А когда ты вернешься, мы повенчаемся и для людей тоже будем мужем и женой. В первых строках своего письма спешу тебе, мой любимый муж, сообщить большую радость. У нас будет сын. Я взяла из артели отпуск и вместе с папой Исаем, который тоже тебя любит, еду сейчас в Почаев, в святую Лавру, чтоб молиться за сына и за нашу любовь. Твоего адреса я не знаю, но когда вернусь, то напишу твоему другу, а он тебе передаст. Твоя верная любящая жена Зина».