Автор неизвестен - Журнал День и ночь

Я на встречах с читателями порой, знаете, спрашиваю: а вот сколько есть среди вас плохих людей? Поднимите руки!

(Как тут было удержаться от вопроса — поднимают ли?.. — Г. С.)

— А поднимают! Хотя уж это я, конечно, тут передвигаю кое-что, а всё-таки считаю: хороших и плохих сейчас, может быть, уже не пятьдесят на пятьдесят, а плохой половины уж меньше, совестливых больше становится. Одно несомненно: этой-то совестливой половине живётся сейчас хуже всех. И как трагично, как трагично чувствуют себя сейчас настоящие, подлинные коммунисты, кто истинно верил и во имя этой веры отдавал свои силы, свою жизнь.

А кто такой настоящий коммунист? Это порядочный, хорошо матерью воспитанный человек. Вот из другого, но нашего же российского времени: князь Раевский. По-моему, он был такой настоящий коммунист. Детей своих вывел на батарею под огонь. В партии не состоял (да и это ли только надо, чтобы настоящим-то коммунистом быть), взяток за то, чтобы сынов своих спрятать от армии, не давал, а чести ради жертвовал собою и детьми. Младшему было всего 14 лет — но всех на Бородине под вражеские пушки вывел. Так и коммунист настоящий: если рождён был в любви, матерью, как следует, воспитан и поступать приучен по совести — им-то, таким вот коммунистам, горше всего сейчас. Они же видят, что рухнуло всё, во что они свято верили, ради чего трудились, и понимают — или понимать начинают — почему рухнуло. Скамейка из-под них выбита.

Так и в народе. Так и у молодых наших: кто ловчит, кто по течению плывёт, а кто и думает, мучается.

Хожу иногда в костёл, органным залом его ещё зовут у нас в Красноярске. Приметил как-то: в одном ряду в зале кажен раз одни и те же девки сидят, в антрактах — книжки читают, а музыку, особенно если что-то хорошее, с благоговением слушают, видел, даже слёзы вытирают. Не болтаются, значит, по вечерам, где попало, не шоркаются по подъездам и, может, слушая Баха, Бетховена, Гайдна да Чайковского, одинокими и останутся в то время, как те стервы из подъездов по пять уж раз замуж выскочат. Вот им, девчатам таким, тоже потяжельше живётся сейчас, нежели иным их сверстницам.

Живёт у нас тут одна учёная дама, хорошая моя знакомая, люблю с ней встретиться, поговорить, что называется, за жизнь, хоть редко это получается. Работа у неё и наука её — с севером связаны, а родом она ярцевская, Валей зовут. В экспедиции часто ездит, обычно это мужские экспедиции, так вот она, кроме науки, ещё и обстирывает мужиков, и готовить им успевает. Как-то говорю ей: а где ж твой мужик, что одна-то всё? А в тюрьме, отвечает, сидит. Да за что сидит, спрашиваю? А ни за что, отвечает, я его выдумала, Виктор Петрович, я его вычислила по ярцевскому своему положению, и по всему выходит, что у меня мужик должен вот такого сословия быть, что должен сидеть в тюрьме, вот он там, гад, и сидит, а я сижу, незамужняя, здесь.

Так вот наши бабы и маются: у одних муж в тюрьме сидит, у других помирает раньше времени от жизни такой или его, как Листьева, убивают в расцвете лет.

Я знал его немного, Листьева, записывались с Сашей Любимовым как-то здесь, в Овсянке, для

«Взгляда» — по поводу римских встреч. Толковый и приветливый был парень — из тех, кто умел переживать и сопереживать и не боялся подставить свою шею под трудное дело. И Листьева, и всех их душевно жаль, кто где ни погиб, в Чечне или в подъезде собственного дома. И кто знает, сколько ещё времени таких вот ребят — не худших ребят! — ещё будут душить у нас, будут убивать. Кто убил — знает тот, кто это убийство заказал, или кто на него спровоцировал. У нас поторопились все очень дружно представить убийство Листьева как просто коммерсантское, как коммерческую разборку, ведь легче всего на эту причину свалить всё нашему обывателю. А если сказать просто, что убили Листьева как корреспондента, как хорошего человека по другим соображениям, чтобы, например, запугать его смертью кого-то, — то народ и не запугался, а взял да объединился тогда. Вон какое столпотворение было на кладбище в 9 дней.

Есть ещё, значит, в обществе здоровые силы, которые не хотят, чтобы исчезли мы все, и не только плачут, но и стремятся что-то делать во имя этого. Хоть и пялится на нас в новых обличьях разный там фашизмик. Отовсюду пялится: с подмостков депутатских, с телеэкранов, из газет да журналов новомодных паршивых, что в руки взять противно, а их-то поразвелось! Но даст Бог, как развелось, так и известись бы должно, не может быть иначе. Время вот только, времечко! ..