Джон Апдайк - Давай поженимся

– Значит, он все-таки был лучше. Вот дерьмо! Люди устраивают иной раз сюрпризы, верно? Ты вот тоже устроила мне сюрприз. А лучше бы не устраивала. Меня это сбило с толку.

Она взглядом измерила пространство между ними, решая, не пора ли притронуться к его руке. И решила, что нет.

– Пусть это не сбивает тебя с толку, – сказала она. – То была глупая маленькая интрижка, и я рада, что все позади. Я тогда чувствовала себя такой несчастной и до сих пор благодарна тому человеку, поэтому не требуй, чтобы я выдала его. Ни тебя, ни Салли это никак не касается.

– Очень даже касается. Я ревную. Почему ты не хочешь мне его назвать?

– Если я назову, может, ты перестанешь ревновать.

Он восхищенно рассмеялся.

– Это был Попрыгунчик, да?

– Нет.

– Тогда, значит, Дэвид.

– Я не намерена играть в отгадки.

– Значит – Дэвид. Вот почему ты так враждебно относишься к Хэрриет. Значит, это он.

– Сейчас я тебе ничего не скажу. Возможно, потом. Мне необходимо подумать. Я рассказала тебе про свой роман, потому что он уже изжил себя. Романы действительно изживают себя, Джерри. Все потрясающе, чудесно, лучше быть не может, но – мимолетно, и ради Салли (забудь обо мне, если тебе так легче)... ради Салли, и твоих детей, и ее детей, и даже Ричарда – дай времени пройти, не спеши.

– А я и не спешил. Это началось ранней весной, а любил я ее уже годы. Мне не нужна была постель, чтобы полюбить ее. Хотя это тоже способствовало. Послушай, Руфь. Не пытайся сбросить эту женщину со счетов. Она не дура, и она не гадючка. Она не сказала ни одной гадости про тебя – она очень о тебе тревожится. Когда стало ясно, что мы зашли слишком далеко, она попыталась порвать, но я удержал ее. Не она, а я настаивал на продолжении отношений. Она – моя. Она всецело принадлежит мне – у нас с тобой никогда так не было. Мне трудно это объяснить, но когда я с ней, я главенствую. А когда я с тобой, мы на равных. – И он проиллюстрировал это, вытянув два длинных пальца.

Почему он устраивает ей такую пытку? Почему просто не уйдет? Почему пытается заставить ее сказать “уходи”? А она ему в этом отказывает. Отказывает своим молчанием. Если поступаешь, как мужчина, так и будь мужчиной. Смотри на вещи реально.

– Желаете кофе и десерт?

Интересно, подумала Руфь, давно ли стоит возле них официантка. Сухопарая женщина всем своим весом опиралась на спинку стула, словно хотела облегчить боль в ногах, и с выражением уставшей матери смотрела на них сверху вниз. Ее поза как бы говорила о том, что в этом их разговоре нет для нее ничего необычного.

– Только кофе, пожалуйста, – сказал Джерри, взял салфетку с колен и, сложив ее, каким-то удивительно мягким, легким жестом опустил на стол возле своего бокала: он уже облегчил душу, избавился от бремени. Но в этом бремени, которое он переложил на нее, Руфь тотчас почувствовала непонятные острые углы.

– Она прилетела в Вашингтон второй раз без твоего приглашения?

– Так точно. – По лицу его видно было, как он этим польщен. – Я умолял ее не приезжать. Ради ее же безопасности.

– Ну и сука.

Он взглянул на жену настороженно, с надеждой.

– Зачем ты так?

– Она – сука. Я всегда это считала. Какая женщина стала бы тебя так преследовать, когда у тебя трое детей.

– Да, в общем-то, она меня не преследовала. Скорее, сбежала ко мне. И вовсе она, золотко, не сука, она хорошая женщина, которая не может понять, почему она должна быть несчастной. Она совсем, как ты. Во многих отношениях совсем-совсем, как ты.

– Благодарю. По-видимому, ты считаешь это комплиментом.

– Если это комплимент, то прими его – вот мой совет.

– Я буду с ней говорить.

– Господи, зачем? – Джерри переложил салфетку по другую сторону тарелки. – Что ты ей скажешь?

– Понятия не имею. Что-нибудь придумаю.

– Все, что ты способна сказать Салли, она себе уже сказала.

– Тогда, возможно, ей интересно будет услышать это от кого-то еще.

– Слушай, ты. Я не дам эту женщину в обиду. И если мне придется жениться на ней, я женюсь. Ты этого хочешь?

– Я не хочу, чтоб ты на ней женился, нет. Этого ты хочешь. Верно?

Он медленно произнес:

– Верно.

Это минутное колебание позволило ей дотронуться до его руки. Он руки не убрал. На двух пальцах, которыми он обычно держал перо, были чернильные мозоли.

– Разреши мне поговорить с ней, – сказала Руфь. – Я ничего не скажу Ричарду. Я не буду ни кричать, ни вопить. Но это важно. Женщины могут сказать друг другу такое, чего мужчины за них никогда не скажут. Я знаю, что она не сука. Она мне нравится. Я уважаю твою любовь к ней. И понимаю: тебя потянуло к ней, потому что... я не во всем устраиваю тебя.