Джон Апдайк - Давай поженимся

– Ты все еще в купальном костюме, – сказал он.

Стоило ему вернуться, открыть дверь, и из дома исчезли текучие звуки, которые она вызвала к жизни, чтобы не чувствовать одиночества. Джоффри проснулся от боли; старшие дети толкались вокруг нее. Руфь приготовила им ужин и вызвала на вечер их любимую приходящую няню – миссис О., что означало О'Брайен, дородную вдову с бюстом, как диванный валик, и безмятежным треугольным личиком послушного ребенка. Она жила через несколько домов от них со своей древней, не желавшей умирать матерью. Руфь приняла ванну и оделась для выхода. Забраковала платья спокойных тонов, висевшие в ее шкафу, и выбрала желтое, которое купила летом после рождения Джоффри, чтобы отметить возврат к нормальному состоянию. Потом это платье стало казаться ей слишком юным, слишком декольтированным. Но не сейчас – сейчас ей нечего было терять. Она даже надушилась. Отвернувшись от туалетного столика, она увидела Джерри, застывшего в одних трусах перед своим гардеробом – одна рука на бедре, другая почесывает голову: должно быть, он тоже раздумывал, что бы надеть по столь непонятному поводу. Он показался ей в эту редкую минуту красивым, как недосягаемая статуя – не разгневанно-прекрасным ренессансным Давидом, а средневековым Адамом, который стоит обнаженный в тимпаде, склонив голову, дабы она вписалась в пресловутый треугольник, всем костяком своего тела выражая невинность и тревогу. Неуклюжее и чистое – таким, наверно, и должно быть тело христианина, подумала она.

Ресторан с морской едой, который нравился Джерри, находился в старом центре города, близ замшелых доков, – это был перестроенный капитанский дом, где в каждой из маленьких зал имелся камин; в это время года пепел из каминов был удален, и между железными решетками стояли пионы. На столиках лежали красные клетчатые скатерти, и низкие лампы-подсвечники освещали лица обедающих, совсем как у де Ла Тура <���Жорж де Ла Тур – французский живописец>. Потягивая джин с тоником, Джерри уходил от прямого разговора и злословил, – ну и пусть. Им подали суп из моллюсков – тембр голоса у Джерри изменился, стал ниже, мягче.

– Приятное платье, – сказал он. – Почему ты его так редко носишь?

– Я купила его почти сразу после рождения Джоффри. Теперь оно мне широковато в талии.

– Бедный Джоффри.

– Он никак не может понять, что у него сломана ключица.

– Из нашей троицы он меньше всего похож на нас с тобой. Почему бы это?

– Он самый младший. Ты был единственным ребенком в семье, а я – старшей сестрой. Ну как, собрался с духом все мне рассказать?

– А ты собралась с духом меня выслушать?

– Да, конечно.

– Так вот, мне кажется, что я влюбился.

– Кто же эта счастливица?

– Ты должна знать. Должна была догадаться.

– Возможно, но все-таки скажи.

Джерри хотелось сказать, но он не мог; он опустил глаза и съел несколько ложек супа из моллюсков. Конечно же, это просто так, не серьезно.

Руфь игриво сказала:

– Если я неверно отгадаю, ты ведь оскорбишься.

Он сказал:

– Это Салли.

И, не встретив никакого отклика, запальчиво добавил:

– А кто же еще?

Муха села на губы Руфи, и от ее щекочущего прикосновения она очнулась, представила себе, какой видит ее муха: живая гора, вулкан, изрыгающий запах моллюсков.

– Значит, вот кому суждено стать твоей избранницей, да? – наконец откликнулась она, стремясь проявить деликатность, разделить с Джерри все оправдывающую убежденность в том, что этой женщиной могла быть только и именно Салли.

– Мне всегда нравилась Салли, – в свою защиту сказал он.

– А как она к тебе относится?

– Любит меня,

– Ты в этом уверен?

– Боюсь, Руфь, что да.

– Ты с ней спал?

– Ну, конечно.

– Извини. Часто?

– Раз двадцать.

– Раз двадцать! Где же это?

Наконец она хоть чему-то удивилась – это вернуло ему уверенность. Он настолько осмелел, что даже улыбнулся ей.

– Разве это имеет значение?

– Конечно, имеет. Мне все это еще кажется нереальным.

– Руфь, я влюблен в нее. Это не предмет для обсуждения. Мы встречаемся то здесь, то там. На пляжах. У нее дома. Время от времени в Нью-Йорке. А весной она ездила со мною в Вашингтон.

Теперь это уже становилось реальностью.

– О Господи, Джерри. В Вашингтон?

– Не надо. Не заставляй меня думать, что я зря тебе все рассказал. Не мог я дольше от тебя таиться.

– А на прошлой неделе? Когда ты вернулся так поздно, а я ждала тебя на аэродроме Ла-Гардиа, она тоже была с тобой? Летела тем же самолетом? Значит, летела.