Они немного поболтали в саду, пока она развешивала белье, а чуть позже, когда я уже занялся рисунком, сидя за раздвижным столиком, а Сусана, вне себя от волнения, вертелась в кровати — я сказал ей, что этот человек наверняка привез вести от ее отца, — к нам на террасу, улыбаясь, вошла сеньора Анита, держа под руку Форката.
— Детка, это сеньор Форкат. Твой папа любит его, как брата, — сказала она и поспешно добавила, глядя на него искрящимися голубыми глазами: — И я тоже. Несколько дней он поживет у нас… А этот серьезный мальчик, — она повернулась ко мне, — друг Сусаны, он приходит сюда каждый день, чтобы она не скучала. Его зовут Даниэль.
Гость галантно протянул руку сперва Сусане, потом мне. Он спросил у девочки, как она себя чувствует, и та привстала на коленях, прижав к груди плюшевого кота.
— Хорошо, — сказала она. — Великолепно. С каждым днем все лучше и лучше.
— Правда? — обрадовался Форкат. — Твой папа будет очень доволен, когда узнает об этом.
— Это он вас прислал?
— Да.
— Когда вы его видели? У него все в порядке?
Сеньора Анита ворошила угли в печке. Она ласково велела Сусане лечь и укрыться простыней, а потом сказала:
— Пойду взгляну, что творится в комнате наверху. — Она улыбнулась гостю. — Отнеси туда чемодан. И сними пиджак, здесь очень жарко.
Сеньора Анита взяла пиджак и вышла. Привстав на коленях с котом в руках, Сусана вся дрожала от нетерпения.
— Когда вы его видели? — снова спросила она.
— Примерно месяц назад, — ответил он, сложив руки на груди. Затем мягко улыбнулся и сел в изножье кровати, готовый удовлетворить любопытство Сусаны. — Что еще тебе хотелось бы услышать?
— Я не знаю… О чем он говорил?
— Он мне многое рассказал. Он вернулся из долгого путешествия и собирался опять уехать — ему поручили, скажем так, особое задание.
— А где вы его видели? В Тулузе? — Да. Но он оттуда уже уехал.
— И где он теперь?
— Наверное, очень далеко… Ты же знаешь, каков он, твой отец, у него шило в одном месте. А теперь ложись-ка в постель, мы потом с тобой все обсудим. Я, честно говоря, немного устал с дороги… И укройся, как велела мама.
Я внимательно смотрел на его высокие косматые брови, косящий глаз, неподвижный и безжизненный, — глаз, который ни разу не взглянул прямо ни на одного из нас — ни на Сусану, ни на ее мать, ни на меня, ни на кого-либо другого; холодный, с неподвижным тусклым зрачком, который, казалось, не реагирует на свет и различает какую-то иную реальность, таящуюся за привычными предметами и явлениями, и загадочным образом связанную с прошлым. У Форката было вытянутое, узкое лицо, но самым необычным казалось выражение лица, в котором сочетались шутливое удивление и какая-то комичная, клоунская грусть. Когда же он говорил, внимание собеседника привлекали не глаза и даже не выражение лица, а большой рот, тонкие напряженные губы и великолепные зубы, такие белые и ровные, что выглядели ненастоящими. Остается добавить, что говорил он неторопливо, разборчиво, отчетливо произнося каждый звук, — очевидно, так говорят люди, которым пришлось приспосабливаться к чужой, враждебной среде.
Он встал с кровати — возможно, для того, чтобы избежать дальнейших расспросов Сусаны, — и мельком глянул на мой жалкий рисунок, торопливый неумелый набросок окна и трубы, зловеще маячившей в глубине, позади сада; до сих пор мне так и не удалось более или менее сносно изобразить кровать, плиту и тем более саму Сусану. Он потрепал меня по плечу, но ничего не сказал. Вернулась сеньора Анита и, велев Сусане лечь, укрыла ее; перед этим она взбила подушки и перестелила постель. Ей помог Форкат. взявшись обеими руками, он аккуратно и ловко подтянул матрас. На тыльной стороне его рук отчетливо выступали длинные толстые вены, но больше всего меня поразила кожа: покрытая пятнами, она была похожа на какую-то странную, неведомую карту — одни пятна были желтыми, словно от йода, другие темно-розовыми, будто атласные заплатки, нашитые на кожу. Вероятно, когда-то он обжегся — огнем или кислотой, или, быть может, это следы какой-то загадочной болезни, от которой у него местами сошла кожа. И еще я различил странный запах, похожий на запах вареной цветной капусты, — домашний, уютный и пресный, который никак не вязался с моим представлением о бандитах.
Сеньора Анита повела Форката наверх, чтобы показать комнату, где ему предстояло жить, я вернулся к моим беспомощным каракулям, а Сусана некоторое время лежала, глубоко задумавшись, потом открыла флакончик с лаком и принялась красить ногти. Чуть позже мы услышали, как они разговаривают за дверью в гостиной.
Читать дальше