Хуан Марсе - Чары Шанхая

— Конечно, круги вокруг глаз и впалые щеки! Как бы не так! — раздраженно перебила она. — Бедная туберкулезница, которая, того и гляди, умрет, — вот чего он хочет.

— Ну, не совсем так, — возразил я, чтобы как-то ее приободрить. — Я же вижу, что ты почти здорова. Это замечательно, однако капитан хочет, чтобы на рисунке ты была немного другой…

— Я отлично поняла, чего хочет этот чокнутый старик!

Разволновавшись, она переменила свою тщательно продуманную позу. Ей показалось, что послышались шаги матери, и она поспешно улеглась: устроилась на подушках, укрылась простыней и накинула на плечи синюю пелерину. Но никто не вошел.

— Я не хочу, чтобы ты рисовал меня такой, — сказала она, опустив глаза. — Как я лежу и кашляю, словно дурочка. Нет уж, спасибо.

— Ты можешь просто лежать на кровати, как будто отдыхаешь… Не бойся, я не стану рисовать тебя очень бледной. Воткни в волосы цветок, если хочешь. Если бы я собирался подарить этот рисунок тебе, я бы нарисовал так, как тебе нравится.

Сусана медленно покачала головой и посмотрела на меня с любопытством.

— Рисунок нужен не мне. — Она на мгновение задумалась, потом снова оживилась. — Сделаем вот что: можешь нарисовать меня так, как тебе велел капитан, эдакой доходягой, окруженной склянками. Но с одним условием: потом ты нарисуешь меня так, как тебе скажу я. В платье и с прической, которые мне нравятся, яркими красками. Это должен быть портрет веселой и красивой девочки — такой я буду уже очень скоро, всего через несколько месяцев…

— На рисунке для капитана ты тоже будешь очень красивой, вот увидишь.

— Это меня не касается. — Она взяла плюшевого кота и прижала его к груди. — Рисуй меня как хочешь — немощной, бледной, с восковым лицом и горящими от лихорадки глазами; если хочешь, можешь даже нарисовать, как я плююсь кровью. Мне все равно. Но другой рисунок будет моим — я пошлю его отцу, и на нем я должна получиться красивой и здоровой. Понимаешь?

— Да.

— Это будет для него сюрприз.

— Договорились.

— Значит, нарисуешь?

— Надеюсь, у меня получится…

— Конечно, получится. Это будет чудесный рисунок!

— А позади мы тоже нарисуем трубу и дым, которым ты дышишь, как на рисунке для капитана Блая?

Она пожала плечами.

— Мне все равно. Меня не волнуют ни труба с ее мерзким дымом, ни запах газа, ничего, что происходит там, за окном… Ничего.

— Почему?

Ее блестящие глаза смотрели пристально, но мне казалось, что она меня не видит.

— Потому что скоро, очень скоро меня уже здесь не будет, — проговорила она с недоброй улыбкой. — Вот почему, мой мальчик

Грустный рисунок, который должен был разжалобить чиновников и чудесным образом спасти больную девочку, а вместе с нею и весь наш квартал от неминуемой смерти, в тот день не получался. Как я ни старался, ни один штрих не ложился на свое место. Тщетно смотрел я на лежащую передо мной Сусану, пытаясь уловить пропорции ее хрупкого нежного тела, казавшегося таким соблазнительным среди подушек и эвкалиптового пара. Словно издеваясь надо мной, Сусана позировала вызывающе — изображала умирающую даму с камелиями, томно возлежа на кровати и свесив ногу. Однако рисунок представлял собой жалкое зрелище. Чтобы не тратить понапрасну дорогую бумагу, я делал наброски в школьной тетрадке, но вскоре отвлекся от портрета и принялся зарисовывать окно, плиту и проклятую трубу, которую, по правде сказать, не было видно с моего места. Однако результат был столь же плачевен. Всему виной перспектива, которую, как я ни старался, передать не удавалось.

— Если ты нарисуешь меня немощной доходягой с запавшей грудью и горящими глазами, это будет уродство, а не рисунок — Сусана взяла со стола колоду карт. — Начни лучше сразу со второго.

— Нет, сперва этот. Капитан попросил раньше, чем ты.

— Ну ладно. — Она развернула колоду веером. Прикрытые картами глаза улыбались. — Сыграем в семь с половиной?

Я отложил карандаш так поспешно, словно он жег мне пальцы.

— Давай.

На второй день моя работа снова почти не продвинулась. К вечеру пошел дождь, и братья Чакон, поспешно собрав товар, спрятались в саду под ивой. Сусана окликнула их, и они вошли через дверь, ведущую прямо на террасу. Финито принес сумку, полную эвкалиптовых листьев, и бросил охапку в кастрюлю, потом грязной исцарапанной рукой достал сломанную расческу и провел ею по волосам — свалявшимся, сальным и черным, как гуталин. Сусана велела обоим братьям отправиться в ванную и вымыть руки, а когда они вернулись, предложила сыграть в парчиси, [9] Парчиси — настольная игра, напоминающая нарды. и мы втроем уселись на кровать. Я сидел спиной к ночному столику, на котором стояла фотография Кима, и чувствовал пристальный, сверлящий взгляд Сусаны. Я старательно тряс стаканчик с кубиком, призывая удачу, и осторожно передвигал желтые фишки, однако братья Чакон съедали их одну за другой. На самом деле меня в тот вечер занимали две вещи — легендарный бандит с фотографии и пристальный взгляд, буравивший мне затылок.