Иржи Грошек - Легкий завтрак в тени некрополя

«До чего же ты бываешь забавным, милый дядюшка…»

Это ведь не самое плохое, что можно ожидать от человека?..

«А чего ожидать, милый дядюшка?..»

А ведь я сексуальный маньяк…

«Ну давай не будешь…»

Буду…

«А кто тебе позволит?..»

Ты…

«Не выдумывай, дядюшка…»

Почему?..

«Потому, что ты рыжий дурак, а не маньяк…»

Объясни нормально…

«Пошел к черту…»

Это не объяснение…

«Сама знаю…»

Тогда раздевайся…

«Это уже не разговор…»

Сам знаю…

«А зачем делаешь?..»

А ведь я сексуальный маньяк…

«А кто тебе позволит?..»

Пошла к черту…

«Не выдумывай, дядюшка…»

Буду…

«Ну давай не будешь…»

Почему?..

«Не надо…»

Мне не остановиться…

«Это не разговор…»

Объясни нормально…

«Только сейчас не останавливайся…»

Не буду…

«Милый дядюшка…»

Милая Кики…

«Ты…»

Это объяснение?..

«Не сейчас…»

Я рыжий дурак…

«Мне не остановиться…»

Не выдумывай…

«Буду…»

Только сейчас не останавливайся…

«Это не разговор…»

Забавно…

«Я тоже…»

Ты тоже?..

«А чего ты ожидал?..»

Сколько раз?

«Пошел к черту…»

Милая Кики…

«Милый дядюшка…»

Это ведь не самое плохое?..

«И почему я позволила?..»

Мы сидели на растерзанной постели наполовину раздетые, наполовину смущенные, во всяком случае, моя половина смотрелась именно так. Кики умудрялась всегда выглядеть прилично, далее в одной только кофточке. Я поспешил закутаться в одеяло, чтобы прикрыть свои недостатки и мужские достоинства. «Клавдио…» Я с удивлением посмотрел на Кики, потому что она впервые назвала меня по имени. «Клавдио, хватит строить из себя придурка. Это может плохо кончиться». Конечно, Кики была права. Нельзя рассматривать свою жизнь как представление. Как одинокий зритель, задремавший в партере. Но я по природе своей не режиссер, в отличие от того нахала, который сейчас прицепился к Валерии. Или она к нему прицепилась, что более вероятно. «Мне надо уходить, Клавдио». Отлично, мне тоже надоел этот спектакль. Я ухожу вместе с Кики. Как только вернусь в Прагу – подам на раз­вод. «Это невозможно, Клавдио». Почему? «Невозможно». Я что-нибудь не понимаю? «Да». Четыре тысячи наводящих вопросов вертелось у меня на языке, но Кики не хотела на них отвечать. Мы оделись, застелили постель, я все время топтался вокруг да около Кики. «Дядюшка, оставь меня в покое». Кики упорно отводила взгляд в сторону, путаясь между «Клавдио» и «дядюшкой». Я принялся выдвигать различные теории и предположения…

– Пойдем, – сказала Кики, – я сдаюсь.

Довольный таким поворотом дела, я вышел следом за Кики в коридор. Кики потащила меня за руку по направлению к ресторану. Я подумал, что Кики захотелось просто выпить, и сам был не про­тив. Но у входа в бар она вдруг остановилась и спросила:

– Что ты там видишь?

Я заглянул в бар. Валерия сидела ко мне спиной рядом с режиссером. Они смеялись и выпивали.

– Там сидит моя жена – Яна Райчек…

– Дурак, – сказала Кики, – это я – Яна Райчек, твоя жена.

И мне стало как-то, ммм, нехорошо…

В какой-то момент истории, а именно в марте месяце 59 года, поведение Нерона резко изменилось. Нерон перестал узнавать окружающих. Специально приставленный раб пояснял императору, кто именно перед ним находится. Память изменила Нерону, и каждого приходилось представлять императору заново.

Около этого времени исчез браслет, который Нерон носил с детства. Светоний рассказывает такой случай… Валерия Мессалина беспрестанно пыталась умертвить сына Агриппины. Убийцы, нанятые Валерией, преследовали юного Нерона буквально по пятам. Однажды злодеи проникли в спальню, чтобы задушить Нерона во время полуденного сна. Но бросилась навстречу убийцам ядовитая змея, которая охраняла сон Нерона. Злодеи в ужасе бежали… Как там было на самом деле, никто не знает, но кожу змеиную нашли и по желанию Агриппины вправили в золотое запястье, как та­лисман. Нерон дорожил браслетом, носил на правой руке и никогда с ним не расставался. В марте 59 года этот браслет исчез с руки императора…

Внезапно у императора проснулась страсть к театру. «Встав на сцене, Нерон, через консула, объявил, что будет петь „Ниобу“, и пел ее почти до десятого часа». Никому не дозволялось выходить из театра во время императорского пения. «Даже по нужде и необходимости», – добавляет Светоний. Он же пишет, что некоторые женщины рожали прямо на театральных скамьях, а многие люди, будучи не в силах дольше слушать и хвалить императора, выбирались из театра через стены или притворялись мертвыми, чтобы их вынесли оттуда на носилках. Нонсенс! Нерон, у которого, по свидетельству историков, был слабый и сиплый голос, не мог распевать со сцены на протяжении многих часов…