Артур Чёрный - Мир всем вам

Многие уснули на посту и были захвачены в плен. Хотя никто и не видел их мертвыми, и числились они пропавшими без вести, мало кто верил, что у них есть какой-то шанс. Потому что там, куда их увели, всегда был слишком большой выбор своего конца: медленная мучительная смерть от голода, холода и побоев, от непосильного рабского труда, смерть под пытками, петля, крест, четвертование, дыба, сожжение, редко для кого-то пуля. И почти никому не выпадала свобода. Так двое солдат приволокли с собой на пост спальники, завернулись в них, и завалились спать. Утром взвод встал без своих часовых. Чеченцы унесли их с собой, но почему-то не тронули оставшихся. Обоих долго таскали по горам и лесам в качестве бесплатной рабочей силы, затем одного отправили на виселицу, а второго отпустили без выкупа. Он еще несколько дней пробыл в бригаде, где в шутку похвалялся, что попал в плен нищим, а вышел богачом (за много месяцев плена ему не переставали перечислять "боевые"), но вскоре уехал домой.

Некоторые, не справившись с собой, шли в аулы за водкой. Их не пугала ни ночь, ни плен, они не размышляли о смерти. Трое таких романтиков были окружены нашей ротой в какой-то низине, прижаты огнем к земле и, наконец, взяты в плен. Мы сначала не верили, что это свои, а те также приняли нас за бандитов. Но после, когда услыхали русский мат, они радовались нам, словно родным. Им повезло; их просто избили, бросили в зиндан, а затем отослали домой. Этим, да, повезло, но были и другие, кто не возвращался из таких походов, а, если и приходил обратно, то лишь для того, чтобы вскоре встать под трибунал. Один солдат расстрелял мужчину и двух женщин, что отказались продавать ему спирт. И утром на батальонный КПП пришла половина поселка. А после, еще несколько дней подряд, в этом поселке забрасывали камнями любые наши колонны. А мы подолгу судили между собой убийцу: кто давал ему десять лет лагерей, кто предлагал выдать его чеченцам, кто желал ему немедленной смерти, чтобы ничего не узнала семья. Никто не пожалел. Это не к тому, что здесь уместны или неуместны какие-то оправдания. Это к тому, что мы давно нигде не встречали жалости. И успели забыть, что это такое.

…Странно, но мы все еще верили в победу. Мы боялись произносить само это слово, говорили друг другу, что нет никакой надежды, но втайне думали об этом счастливом дне. И не потому, что представляли себя в роли великих героев прошлого, воротившихся домой со славой, а потому, что не видели другого выхода из этой беды. Мы ведь искренне хотели, чтобы всё скорее окончилось. Чтобы, наконец, прекратилась война.

Мы просто не понимали, что не будет тех побед, которые были в прошлом. Что Грозный 1995-го и 2000-го — это совсем не Москва 1941-го и Сталинград 1943-го. Мы привыкли, нас так воспитали, что конец каждой войне определяет победа или поражение. И мы наизусть знали законы истории: у нас уже был Брестский мир Хасавюрта, пришло время и Берлинской битвы.

Да вот несчастье — эта война не поддавалась никаким законам. Мы ждали жестоких атак, но ничего не играли горнисты. Мы рады были выйти на смертный бой и, наконец, решить, кому лежать мертвым, но никого не стояло в поле. Мы все время ждали, когда покажет свое лицо враг, но он всегда только смотрел нам в спины. Он никогда не рвался к честной схватке, и мог быть сильным только перед слабыми, перед старыми, только перед немощными и больными, только перед безоружными нашими пленными. Но всегда пятился, всегда дрожал, когда вставал один на один с нашими воинами.

Какие там великие победы эти бандиты оставили за собой?! Будденовск, Первомайское, Ярыш-Марды, Хасавюрт, Улус-Керт, Жани-Ведено — всё над женщинами, над детьми, всё по предательству, всё из засад, всё при превосходстве один к десяти. Сказал же Масхадов на весь мир в 98-м: "Мы не победили Россию. Мы купили победу! Мы не разгромили русских. Мы купили Лебедя!"

Но пока мы бьем их! И, поможет нам Бог, разобьем всех, если снова за нашей спиной не начнут торговать победой.

…А в апреле был новый выход в Зандак. Он уже покрылся зеленью, и ничто в нем не напоминало о прошедшей зиме. Даже, подымавшиеся за ним горы, с которых никогда не сходили снега, и те, словно потеряли свой белый блистающий свет. Они стояли какие-то серые, разом постаревшие и совсем хмурые. Вокруг распускались сады, а они ничего не имели, кроме камня и льда.

Перед самым входом в поселок на нас заложили фугас. Он был закопан в обочине и ждал, пока подтянуться, груженные людьми БМП. Но в этот раз Зандак отпускал нас без потерь. На фугас наткнулись бойцы русского ОМОНа из гарнизона поселка. А через несколько дней мы отплатили им той же монетой, когда наша разведка сняла, подготовленную для них ракету "Ураган". Она висела на дереве и была нацелена на здание местной школы, где и располагался ОМОН. На часовом ее механизме стрелки отсчитывали последний свой час.